Королева ничего

– Как я понимаю, она не слишком добра была и к принцу Кардану.

– Нельзя сказать, что она не одевала принца в меха и бархат, но, однажды одев, не меняла их до тех пор, пока они не превращались в лохмотья. Нельзя сказать, что она не давала ему отборные кусочки ямса и пирожные, но, накормив его однажды, на долгое время забывала о нем, и принцу приходилось воровать себе еду на кухне. Я не думаю, что она любила его. Впрочем, я сильно сомневаюсь в том, что она вообще кого-нибудь любила. Так что принц был сначала обласкан, одет, накормлен, а затем забыт и заброшен. Что тут сказать? С ней принцу было плохо, но еще хуже – без нее. А в общем, они одного поля ягоды.

Я вздрагиваю, представляя, какой одинокой была жизнь Кардана. Понимаю его гнев и его страстную жажду любви.

«Голодающему никакой банкет слишком обильным не покажется», – вспоминаю я слова Мадока.

– Если ты пытаешься понять, почему он разочаровал тебя, – говорит Ориана, – то, судя по всему, принц Кардан был ходячим разочарованием с самого рождения.

* * *

Той же ночью Ориана выпускает снежную сову с привязанным к ее лапке письмом. Сова взмывает в холодное небо, а я с надеждой гляжу ей вслед.

Позже, лежа в своей постели, обдумываю планы, каких не строила с самого момента своего изгнания. Завтра я украду у Гримсена ключ и, когда буду покидать навсегда этот лагерь, захвачу с собой Призрака. Зная достаточно много о планах Мадока и его союзников, а также о расположении его армии, я предоставлю эту информацию Кардану в обмен на отмену приказа о моем изгнании и прекращение дознания по делу Тарин. Отвлекаться на письма, которые никогда не получала, я не буду. А еще не буду вспоминать ни о том, как смотрел на меня Кардан, когда мы были наедине в его комнатах, ни о теориях моего приемного отца в ожидании слабостей Верховного короля.

К сожалению, с самого утра Ориана не дает мне ни на секунду отойти от нее. Она держит свое слово не выдавать меня, но не доверяет мне настолько, чтобы позволить бродить одной по лагерю, поскольку знает теперь, кто я на самом деле.

Ориана то посылает меня развесить сушиться стираное белье возле костра, то собирать бобы с камней, то складывать одеяла. Я выполняю все эти задания без излишней спешки и пытаюсь показать лишь, что меня раздражает такое обилие работы. Между прочим, пока меня принимали за Тарин, так много работать мне не приходилось. Однако я не хочу, чтобы Ориана почувствовала, как я раздосадована. Тем временем мои пальцы чешутся от желания похитить ключ у Гримсена.

Наконец опускается вечер, и вместе с ним у меня наступает перерыв в работе.

– Отнеси это своему отцу, – говорит Ориана, ставя на поднос чайник с горячим крапивным чаем, сверток с печеньем и баночку джема. – Он в генеральской палатке и специально спрашивал тебя.

Я хватаю свой плащ, стараясь ничем не выдать своего нетерпения, и только тут до меня доходит смысл последней фразы.

Возле палатки меня уже дожидается солдат, и это заставляет меня еще больше нервничать. Ориана обещала не говорить Мадоку обо мне, но это не означает, что она не могла выдать меня каким-то другим способом. Не исключено, кстати, что Мадок просто вычислил меня сам.

Просторная генеральская палатка увешана картами, которых я не могла найти в нашей палатке. Кроме карт здесь полно солдат, они сидят на раскладных стульях из козлиных шкур. Некоторые солдаты вооружены, другие нет. Когда я вхожу, несколько офицеров мельком бросают на меня взгляды, но тут же отводят их так, как если бы я была служанкой.

Ставлю поднос и наливаю чай в чашку, стараясь не слишком пристально смотреть на развернутую перед ними карту. Разумеется, не могу не заметить, как они двигают на карте маленькие деревянные лодочки в сторону Эльфхейма.

– Прости, – говорю я, ставя перед Мадоком крапивный чай.

– А, Тарин, – мягко улыбается он. – Хорошо. Я, знаешь ли, подумал о том, что у тебя должна быть своя, отдельная палатка. Ты же не ребенок, а взрослая женщина. Вдова.

– Э… это очень мило, – удивленно произношу я. Да, это действительно очень мило, но не один ли это из тех безобидных с виду ходов, за которыми следует шах и мат?

Прихлебывая чай, Мадок упивается своей ролью любящего, заботливого отца, хотя у него наверняка есть сейчас более важные дела.

– Я же говорил, что твоя верность будет вознаграждена, – говорит он.

Не могу не подумать о том, что у всего, что говорит Мадок, всегда есть тайный смысл.

– Подойди сюда, – подзывает Мадок одного из рыцарей. К нему тут же подбегает гоблин в сверкающих позолоченных доспехах и почтительно склоняет голову. – Найди для моей дочери палатку и позаботься, чтобы туда доставили все, что ей потребуется. – Затем он поворачивается ко мне. – Это Алвер. Постарайся не слишком мучить его.

У народа не принято благодарить друг друга, но я целую Мадока в щеку и говорю:

– Ты так добр ко мне.

Он довольно хмыкает и улыбается, показывая свои острые клыки. Позволяю себе мельком скользнуть взглядом по карте, где плывут по бумаге игрушечные лодочки, а затем спешу к выходу вслед за Алвером.