Королева ничего

Ориана отворачивается, наливает в крохотные стаканчики темно-зеленый травяной ликер.

– Оук. Мне не нравится то, каким он становится в мире смертных.

Мне хочется визжать от досады на такую резкую смену темы для разговора, но сдерживаюсь и молчу. Представляю, как Оук сидит за столом и размешивает в своей миске разноцветные кукурузные хлопья.

– Мне тоже это не нравится.

– Если Мадок станет Верховным королем, Оук вернется домой, – протягивает она мне крохотный стаканчик. – Он не захочет встать между Мадоком и короной, а значит, будет в безопасности.

– Помнишь свое предупреждение насчет того, как опасно быть рядом с королем? – Я жду, когда она сделает глоточек ликера, и только после этого пробую его сама. Горький, травянистый на вкус, он наполняет мой рот ароматами розмарина, крапивы и чабреца. Я морщусь, хотя не могу сказать, что ликер мне не понравился.

– Но ты-то сама вела себя совершенно иначе и не боялась быть рядом с ним, если помнишь, – бросает на меня раздраженный взгляд Ориана.

– Это верно, – соглашаюсь я. – И я заплатила за это.

– Я не выдам тебя, Джуд. И отправлю послание Виви. Но действовать против Мадока и сама не стану, и тебе не дам. Хочу, чтобы ты дала мне обещание не делать этого.

Как королева Эльфхейма, я являюсь той, против кого выступает Мадок. Не скрою, мне приятно сознавать, что Ориана так мало знает обо мне. Но эту приятную мысль вытесняет другая, тревожная. Я представляю, в какой, гораздо большей, чем сейчас, опасности я окажусь, если обо мне узнает Мадок. Он найдет способ использовать меня в своих целях. Как бы ни была я испугана, находясь здесь рядом с ним, на самом деле, мне следовало бы опасаться его гораздо, гораздо сильнее.

Я смотрю Ориане прямо в глаза и, как никогда искренне, лгу ей.

– Обещаю.

– Хорошо, – говорит она. – Ну а теперь скажи, зачем тебе понадобилось шнырять вокруг Эльфхейма, прикидываясь Тарин?

– Она сама меня просила, – отвечаю я, приподнимая свои брови и дожидаясь, пока она поймет.

– Но зачем ей… – начинает Ориана, но не договаривает, а помолчав, тихо, словно для себя, произносит: – Дознание. Вот как.

Я делаю еще один глоточек травяного ликера.

– Я беспокоилась о твоей сестре, когда она осталась одна при дворе, – говорит Ориана, сводя к переносице свои бледные брови. – Ее семейная репутация разлетелась в клочья, а леди Аша возвратилась назад, явно увидев возможность усилить свое влияние на придворных, поскольку ее сын теперь сидит на троне.

– Леди Аша? – эхом повторяю я, удивленная тем, что Ориана видит в ней угрозу, особенно для Тарин.

Ориана встает и берет письменные принадлежности. Вернувшись с ними, она вновь садится за стол и начинает писать записку Виви. Быстро набросав несколько строк, она говорит, подняв на меня взгляд:

– Никогда не думала, что Аша вернется.

Вот что случается, когда людей бросают в Башню Забвения. О них забывают.

– Она появилась при дворе примерно в одно время с тобой, верно? – говорю я. Ну, не могу же я напрямую напомнить, что Ориана тогда сама была любовницей Верховного короля. И хотя ребенка она ему не родила, слухов наслушалась немало. Ведь что-то заставило ее сделать замечание, которое она сделала.

– Твоя мать, как ты знаешь, одно время дружила с леди Ашей. У Евы была большая тяга к злу. Поверь, я говорю это, вовсе не желая обидеть тебя, Джуд. Склонность к злу – это черта характера, недостойная ни презрения, ни гордости.

«Я знала твою мать, – это было самое первое, что сказала мне леди Аша. – Знала множество ее маленьких тайн».

– А я и не подозревала, что ты была знакома с моей мамой, – говорю я.

– Я не очень хорошо ее знала, – замечает Ориана. – И не мне судить о ней.

– А я и не прошу тебя об этом, – парирую я, хотя на самом деле мне очень хочется расспросить ее о маме.

Прежде чем Ориана успевает положить перо, с его кончика скатывается на бумагу капелька чернил и оставляет маленькую кляксу. Ориана складывает и запечатывает письмо Вивьен.

– Леди Аша была великолепна и жаждала признания со стороны Верховного короля. Их любовная связь была недолгой, и Элдред, я уверена, не думал о том, что она может иметь серьезные последствия. И, пожалуй, слишком поспешно стал сожалеть о том, что Аша родила ему ребенка. Но это, возможно, было каким-то образом связано с пророчеством.

– С пророчеством? – переспрашиваю я. Помнится, Мадок упоминал что-то похожее и тоже связанное с его судьбой, когда пытался уговорить меня объединить наши силы.

– Самый младший принц был рожден под дурной звездой, – пожав плечами, начинает отвечать мне Ориана. – Но при этом он все же был принцем, и, родив его, Аша закрепила за собой свое место при дворе. Она обладала огромной разрушительной силой и напористостью. Страстно желала обожания. Ей хотелось сильных переживаний, ощущений, побед, всего того, что требовало конфликта, интриг и врагов, разумеется. Она ни к кому не бывала добра, ни с кем не дружила в отличие от твоей сестры.

«Интересно, была ли она так же жестока и с самой Орианой?» – думаю я и говорю, вспоминая о стеклянных шарах в комнатах Элдреда и заключенной внутри них памяти: