Уже почти стемнело, а Жюстен все смотрел на фотографию и грезил.
На лестнице послышались тяжелые шаги.
– Я сильно задержался, – произнес кто-то с порога, – но мне хотелось удостовериться, что сделано все возможное. И без толку! Мамаша Нобле потеряла половину своей клиентуры и винит в этом нас. А другие смотрят так, словно говоришь с ними о временах всемирного потопа… О!
Монолог прервался на этом возгласе, ибо Медор увидел Жюстена.
– Уж не ошибся ли я дверью? – проворчал он. – Да нет! Вот колыбель. А где же Глорьетта?
– Я жду мадам Лили, – прозвучало в ответ.
– О! – вновь сказал Медор. – У вас есть какие-то новости?
– Нет, мне ничего не известно.
Медор подошел ближе, чтобы разглядеть незнакомца. В комнате было совсем темно.
– И вы пришли сюда дожидаться ее? К ней давно никто не ходит.
Жюстен заколебался. Медор встал между ним и дверью, чтобы было виднее.
– О! – произнес он в третий раз, и в тоне его явственно послышалась неприязнь. – Я вас узнал! Вы тот самый… ну, в общем, вы человек из замка в Турени!
Жюстен кивнул. Медор отодвинулся от него.
– А вы? – спросил Жюстен. – Кто вы?
– Я тот, кто потерял девочку, – грубо ответил Медор. – Теперь искупаю, как могу, свою вину.
С этими словами он вышел и вновь спустился по лестнице. Через несколько секунд Жюстен увидел, как он, с трудом переводя дух, появился на пороге с горящей свечой.
Поставив подсвечник на стол, он вновь подошел к Жюстену и промолвил озадаченно:
– Если бы вас здесь не было, я подумал бы, что это вы. Однако вы сидите тут, и это совершенно невозможно!
Жюстен ничего не понимал.
Бедный малый говорил столь несвязно, что сначала Жюстену показалось, будто он пьян.
Но Медор не был пьян; обращался же он к самому себе, пытаясь разобраться в том, что произошло, – и его совершенно не беспокоило, какое впечатление производят эти странные речи на слушателя.
– Вас я, конечно, не люблю, – бормотал он, – потому что она все ждала, а вы не приезжали. Вы жили в замке, а она в мансарде. Если бы у малышки был отец, ее не украли бы, так? Конечно! И вот еще что: она только о вас и говорила… Жюстен, Жюстен, Жюстен… и днем, и ночью один Жюстен. Стало быть, все было бы очень просто, если бы это вы увезли ее в красивом экипаже. Но чтобы другой…
– Другой? – переспросил Жюстен, и сердце у него мучительно сжалось. – Объясните мне, умоляю вас!
Из глаз Медора выкатились две слезинки. Он произнес:
– Неужели это я плачу? Да, я, конечно… потому что привык охранять ее и служить ей… О! Вы должны знать: ей пришлось пережить слишком много горя! Но не в этом дело, – прервал он самого себя, проведя по лбу широкой ладонью. – Кто же был в этом красивом экипаже, который ее увез, если вы сидите здесь?
Жюстен, поднявшись, пролепетал:
– Значит, она уехала?
– И что же? – осведомился Медор с непонятным озлоблением. – Разве не свободна она ехать, куда ей вздумается?
Его тяжелая рука легла на плечо понурившегося Жюстена.
– Вы теперь тоже свободны, – сказал он с горечью. – Я не очень хорошо знаю таких людей, как вы, но понимаю их довольно хорошо. Она вам дала предлог – на сей раз вы можете убраться с легким сердцем. Но не смейте ее осуждать! Чтобы ни единого дурного слова о ней я не слышал! Иначе я проломлю вам голову о стену, слышите, вы – человек из замка?
Глаза Медора сверкали, ноздри раздувались.
А Жюстен и в самом деле не произнес ни единого слова. Но и не убрался прочь. Медор увидел, как он пошатнулся, и бедному малому пришлось сначала поддержать его, а потом взять на руки, чтобы отнести бесчувственное тело на постель Глорьетты.
XV
РАСПРОДАЖА
Когда Медор в порыве первого изумления спустился по лестнице, он намеревался остаться внизу, чтобы ждать Лили у подъезда. Лили никогда не выходила из дома; вероятно, она находилась где-то рядом, подстерегая возвращения его, Медора, ибо он, по собственному признанию, сильно задержался.
Но у порога он увидел ту самую соседку, которая проявила удивительную скромность и мягкосердечие по отношению к Жюстену.
Желая вознаградить себя за это, достойная женщина собрала около дюжины соседей обоего пола и принялась с жаром описывать – со всеми уместными добавлениями – выходку Глорьетты.
– Вечно плакать не будешь, – говорила она, – а господин этот из важных людей будет. Известно, что к таким все милашки липнут, а они даже кошелька не развязывают, просто поманят – и готово! Прямо смешно! А Глорьетта-то одеться толком не успела, но ни чуточки не стыдилась этого господина, а он уж точно префект или маркиз, весь из себя щеголеватый, с модной бородкой и прилизанными волосами… но уж черен! Ох, чернее не бывает! А кучер у него в парике, и слуга тоже, а сбруя на лошадях обшита золотым галуном, а на окнах шелковые занавески с рисунками – дикари в шкурах держат над головой корону, это гербом называется, я об этом узнала в Амбигю. И вельможа этот подал Лили руку, а та даже бровью не повела, будто привычная. Тут кучер подхлестнул лошадей, и помчались они на острова Любви… а то и в Аньер, где за это дело сорок франков платят… вот так!