Королева-Малютка

Мадемуазель Гит ближе был Аньер и улица Вивьенн, чем квартал Ле Пелетье. Тем не менее, сидя в своей ложе, она выглядела настоящей маркизой и уж во всяком случае походила на нее больше, чем Саладен – на маркиза.

Дело обстояло очень просто – всему виной было то, что настоящие маркизы из кожи вон лезли, стараясь походить на мадемуазель Гит.

Записные моралисты советовали им – да и сейчас советуют – помериться силами с мадемуазель Гит, чтобы вернуть мужей и кузенов к принятым в высшем свете развлечениям. Маркизы послушались и теперь имеют у своих кузенов успех того же рода, что и мадемуазель Гит, но несколько менее блестящий.

Чего они добились у мужей – вот это мне неизвестно.

Выйдя из Оперы, Саладен возымел желание проверить, хорошо ли затвердила мадемуазель Гит список мелких услуг, которых он от нее ожидал, но ему не хватило духу. Дело было серьезное и опасное, и он перенес урок на следующий день.

Назавтра же, едва он произнес первые слова, как мадемуазель Гит перебила его – и совершенно успокоила.

– Может, кто другой и не согласился бы, – сказала она, – но я-то на все готова. Не стоит труда надевать перчатки, чтобы объясняться со мной. Вы не похожи на человека, который задаром благодетельствует молодым девушкам, и я никогда не думала, что пришла сюда для того, чтобы низать жемчуг.

Беспокойство Саладена улеглось, но кое-какие сомнения у него все же оставались.

– Вы далеко пойдете, – ответил он, – и я верно оценил вас. Но то, что предстоит сделать, – довольно трудная штука.

– Ну, валяйте. – Мадемуазель Гит его заявление нисколько не взволновало.

– Надо будет открыть нынешней ночью калитку в ограде, выходящую на авеню Габриэль.

– У меня есть ключ, – сказала мадемуазель Гит.

– Как? Уже?! – вскричал пораженный Саладен.

– Я его попросила на случай, если мне захочется вернуться через эту калитку ночью или днем. Я не стесняюсь, ни в чем себе не отказываю, что попросила, то и получила, и все-таки здесь – смертная тоска… Ну, выкладывайте, что у вас там еще…

Она думала, Саладен кинется целовать ее, так он обрадовался, но он ограничился весьма пристойным рукопожатием.

И продолжил свои нескончаемые объяснения.

Мадемуазель Гит слушала его очень внимательно, не выказывая ни малейшего волнения.

Когда с разъяснениями было покончено, она только и сказала:

– А сколько я получу за работу?

– Пятьдесят тысяч франков, – ответил Саладен. Она состроила гримасу.

– Ладно, не будем торговаться, – сказал он. – Сто тысяч франков – и договорились, что это последняя цена.

– И мне можно будет исчезнуть?

– Полная свобода!

Она бросила наполовину выкуренную папироску, до тех пор зажатую между ее молочно-белыми зубами, ударила Саладена по руке и подытожила:

– Ставки сделаны, по рукам!

Саладен еще на некоторое время задержался в особняке, чтобы вычертить точный его план и дополнить свои инструкции. Перед уходом он снова крепко пожал ручку мадемуазель Гит.

– Не забудьте пароль! – предупредил ее Саладен.

– Я еще ни разу в жизни ничего не забыла… До скорого!

Саладен откланялся. Мадемуазель Гит окликнула его, чтобы – рискуя удивить своих читателей! – сказать:

– Знаете, эта женщина страдает. Она была добра ко мне, и я не хочу, чтобы ей причиняли зло.

Саладен не имел ни малейшего желания причинять зло госпоже герцогине, он заверил мадемуазель Гит в невинности своих намерений и наконец удалился.

Было еще довольно рано. Оставшаяся в одиночестве мадемуазель Гит не испытывала угрызений совести, но ощущала нестерпимую скуку. Она нанесла визит вежливости мадам де Шав, которая лежала в шезлонге и, казалось, была совершенно истерзана лихорадкой. Таким образом ей удалось убить полчаса.

Выходя от герцогини, Гит зевала так, что едва не вывихнула челюсть.

Около десяти часов она приказала подать себе очень недурной ужин и отпустила своих служанок.

Она была из тех людей, которые способны в одиночестве есть и пить с искренним удовольствием. Когда часы прозвонили половину двенадцатого, она все еще сидела за столом, попивая мелкими глотками шестой бокал шартреза.

Ужин помог ей развеселиться.

– Придется поднапрячься, – сказала она. – Я предпочла бы хорошую погоду, но мне случалось подхватывать простуду и из-за одного луидора, а тут речь идет о пяти тысячах ливров дохода!

Настал условленный час. Она оделась потеплее, взяла ключ и вышла в сад.

Сад был буквально затоплен: дождь стоял сплошной стеной. Мадемуазель Гит отважно прошла по аллеям и стала искать укрытие, где можно было бы дождаться условленного сигнала.

На полдороге к ограде она оглянулась и посмотрела на особняк.

В нескольких окнах горел свет, но это были ночники, стоявшие у изголовья спящих. Только спальня мадам де Шав была ярко освещена.

В комнатах герцога царила темнота, равно как и в кабинетах Бразильской компании.

– Мой почтенный папаша пьет и играет, – сказала себе мадемуазель Гит. – Вот кто умеет пожить! Он осыпает женщин банковскими билетами и за один вечер, не моргнув глазом, проигрывает десять тысяч луидоров! Просто больно видеть, как его грабит такой тупица, как господин де Розенталь!