– Жуткая погода! – жалобно повторили остальные на разные голоса.
Добряк Жафрэ добавил:
– В такую погоду и собаку на улицу не выгоняют! Действительно, гроза, которая, как мы видели только что, начинала собираться над набережной, приближалась: стало слышно, как полил дождь и как ветер сотрясает закрытые ставни окон.
– У нас у всех есть зонты, – сказал сын Людовика XVII, наименее хмурый из всех собравшихся.
И встретил недружелюбный взгляд.
– Когда нечего терять… – начал Добряк Жафрэ. Комейроль прервал его ругательством и следующими словами:
– Я не то чтобы жалуюсь, что чересчур богат, но хорошо бы все-таки уважать своих начальников, а этот маркиз мне вовсе не нравится!
– Господа, я видел его в деле, – сказал доктор Самюэль, чья неприятная физиономия не казалась слишком мрачной. – Этот парень – не первый встречный. Он в моем присутствии разработал махинацию, которая сперва показалась мне ребячливой и топорной, но потом вполне успешно осуществилась. Девушка, о которой я говорил вам, – девушка с вишенкой, – уже в особняке де Шав, и госпожа герцогиня признала ее.
– Вот и отлично! – сказал Жафрэ, невольно улыбнувшись. – Хоть я и против него, надо быть справедливым: это отлично!
– У кого инструкции? – спросил Комейроль.
– Не у меня, – ответил Жафрэ, – и я не в большой обиде, что господин маркиз не осчастливил меня своим доверием. А у вас, доктор, они есть?
Самюэль ответил отрицательно.
– Ну, значит, мы сегодня на том же месте, что и вчера, – подытожил Комейроль. – Значит, это случится еще не нынешней ночью.
Явное облегчение отразилось на всех лицах.
– Ах, пташки мои, – прошептал со вздохом Жафрэ, – где наш пыл прежних дней?
– Твой – у тебя в железном сейфе с секретом, старина, – ответил ему бывший письмоводитель нотариальной конторы.
И добавил:
– Держу пари, наш осторожный Аннибал нашел способ исчезнуть.
– Тем хуже для него! – воскликнул сын Людовика XVII. – Хозяин, кажется, не ценит шуток. Да выпьем же наконец, черт побери!
Он разлил пунш по стаканам, но никто, кроме него самого, не притронулся к напитку.
Комейроль поднялся и приоткрыл двойную дверь, ведущую в коридор. Потом тщательно закрыл ее.
– Я уже проверил ставни, – сообщил он, вновь усаживаясь на свое место. – На этот раз никто не сможет ни увидеть, ни услышать нас. Поговорим открыто. Нас облапошили, дружочки мои, по-крупному облапошили, это точно. У нас было когда-то отличное дело, все было устроено наилучшим образом, герцог находился у нас в руках, как игрок у крупье, и самые большие неприятности, которые могли нас ожидать, – это мелкие стычки с уголовной полицией. И вдруг эта птичка свалилась на нас прямо из каминной трубы со всем нашим багажом былых времен: ножами, фальшивыми ключами… Беда! Нам уже не по двадцать лет, и он подведет нас прямиком под суд присяжных. А мне это не подходит!
– Никому это не подходит, – заметил Добряк Жафрэ.
– Я уже видел нечто подобное, – продолжал бывший помощник нотариуса, – когда Маргарита Бургундская силой взяла власть. Но Маргарита Бургундская была графиней и герцогиней де Клар[20], а мы тогда были на двадцать лет моложе.
– На двадцать пять, – уточнил Добряк Жафрэ.
– Куда это вы клоните? – спросил Самюэль, сидевший без всякого дела с безмятежным видом.
Комейроль сказал тише:
– А если пропустить свидание?
– Или пустить ему пулю в голову? – предложил доктор. – Но кто займется этим?
В наступившем за его предложением молчании стали слышны шаги в коридоре.
– Пришли от господина маркиза де Розенталя! – объявил через дверь мэтр Массене.
– Пусть войдут! – воскликнул Комейроль, возвращаясь к тону весельчака. – Мы как раз пьем за его здоровье.
Симилор в парадной ливрее переступил порог. Он приветствовал собравшихся так, как сделал бы это учитель танцев, и направился к столу на прямых Ногах с разведенными в сторону носками. В отличие от остальных присутствующих, его лицо сияло. Он казался помолодевшим на двадцать лет.
Он прислушался к шуму, который, должно быть, исходил от захлопнувшейся в конце коридора второй двери, и снова поклонился с самым дружелюбным видом.
– Имею честь провозгласить вам, что на дворе – день, ясный день, солнечный день, да, и что сам черт взялся за оружие. Мне приятно видеть вновь начальников, которым я повиновался когда-то, которым был верен и которым я теперь стал почти равен, благодаря связям родства, соединяющим меня с моим сыном. Этот последний поручил мне сообщить вам, что танец назначен на эту ночь. Окончательно.
– Мы готовы повиноваться Хозяину, – ответил Добряк Жафрэ.
– А вы, – вскричал Симилор в восхищении, – вы ничуть не постарели, такой же сморщенный, как когда-то! Людовик XVII, к примеру, совершенно не похож на своих родителей, а господин Комейроль теперь не так хорошо выглядит… Я бы с удовольствием выпил стаканчик пунша!
Самюэль протянул ему свой полный стакан. Симилор мгновенно проглотил содержимое, достал из кармана пакет и открыл его.
– Приказ Отца-Благодетеля, – объявил он и приблизился к свету, чтобы прочесть: