Королева Кристина

Теперь оставался только сам акт отречения.

Глава двенадцатая ОТРЕЧЕНИЕ

Mi nihil in terris[80].

Перед отъездом в Упсалу Кристина съехала из дворца и провела ночь на снятой в городе квартире. Через два месяца в Упсалу съехались представители сословий, до торжественного акта отречения оставались считанные дни. Хотя королева уже значительно сократила штат своего двора, а толпы её многочисленных иностранных друзей давно растворились в Европе, в гостиницах и на постоялых дворах Упсалы мест не хватало. Купцы города сияли от удовольствия — продажа товаров увеличилась многократно. Наибольшим спросом пользовались кружева и золотые галуны. В соборе стучали топорами плотники — шли приготовления к коронации Карла Густава.

В воспоминаниях Балстроуда Уайтлока имеется эпизод, дающий представление об атмосфере, в которой проходило обсуждение неожиданного поступка королевы, и о её взвинченном состоянии. Так, во время заседания риксдага 2(13) мая 1654 года в скромном одеянии и в подбитых гвоздями деревянных башмаках вперёд вышел представитель крестьян и дрожащим голосом обратился к королеве с просьбой всё хорошенько обдумать, прежде чем решаться на то, чтобы расстаться с народом. В самых трогательных и простых словах он сообщил ей о любви простого народа к своей королеве и в конце выступления попросил её не оставлять его на произвол судьбы. Он без всяких церемоний подошёл к Кристине, взял её руку и несколько раз поцеловал её, а потом повернулся спиной к Кристине, вытащил из кармана грязный носовой платок и стал вытирать им слёзы. Когда Уайтлок в беседе с Кристиной выразил своё восхищение поступком шведского крестьянина, она презрительно бросила:

— Неужели на вас этот клоун произвёл такое впечатление?

«…У неё не нашлось чувств не только для крестьянина как своего ближнего, но и для крестьянина как представителя народа, который она хладнокровно бросала на произвол судьбы», — горько замечает С. Стольпе.

Последними государственными актами королевы Кристины были изъятие агремана у португальского посла Антонио да Сильва, сменившего Перейру, и приём польского посланника. Государственный совет попытался возразить против безрассудного и ничем не объяснимого антипортугальского демарша, но королева настояла на своём, объявив режим португальского герцога Браганцы нелегитимным[81]. Объяснение было простое: нужно было сделать дружеский жест по отношению к Испании.

С послом Польши она обошлась ещё круче: когда тот от имени Речи Посполитой в связи с назначением наследником шведского трона пфальц-цвейбрюккенского графа заявил протест, Кристина сказала, что её наследник в случае необходимости докажет своё право на трон Швеции в присутствии тридцати тысяч свидетелей. Это было равносильно объявлению полякам войны, но, судя по всему, от этого выигрывала и Кристина, и тем более Карл Густав. Война была у всех на устах, Польша вела себя высокомерно и вызывающе. Правда, всё это уже мало касалось королевы. Ей только осталось известить обо всём Карла Густава, который давно покинул Эланд и ждал решающих событий в Эскильстуне. И вот в начале мая пришло письмо от Кристины. Наконец-то свершилось! В жизни Карла Густава наступали крупные перемены.

Десятого мая по улицам Упсалы под звуки трубы и барабанную дробь прошли герольды и объявили о том, чтобы члены риксдага собирались на своё заседание. В эти же дни королева Кристина, двор и дипломатический корпус отмечали в Упсале бракосочетание барона Хорна и графини Спарре (по всей видимости, сестры или другой родственницы «прекрасной Эббы»). Всё шло, как и прежде, колесо развлечений вертелось до последнего дня пребывания королевы на троне.

Но роковое событие неумолимо приближалось и давало о себе знать. 15 мая Экеблад написал брату в провинцию: «Сегодня Её Величество начала увольнять своих слуг, объявив всему женскому персоналу, что они могут убираться прочь. С ней останутся лишь две-три фрейлины». В то время как члены двора Карла Густава примеряли новые ливреи и украшали их галунами и позументами, «как это делали мы сами четыре года тому назад», продолжал обиженный придворный, «у членов нашего двора не хватает даже на хлеб».

Огромная библиотека Кристины под предлогом необходимости изготовления переплётов для книг, а также драгоценные обои и гобелены уже лежали в трюмах «Фортуны», готовой по первому знаку королевы отправиться в Антверпен.

Шестнадцатого мая Карл Густав торжественно въехал в Упсалу.