Королева Кристина

Кристина восприняла сватовство как комплимент — стать супругой императора было весьма и весьма почётно, а сам посол вошёл в круг её приближённых лиц и стал кавалером ордена Амаранта. Некоторое время спустя Пиментелли дель Прадо по поручению Кристины посвятил Монтекукколи в тайну её предстоящего отречения, и тот был вынужден задержаться в Швеции до апреля 1654 года. С собой он повёз письмо королевы кесарю, а заодно вывез из страны коробку с её драгоценностями. Вероятно, королева решила сама не рисковать и поручила сделать это человеку, пользовавшемуся дипломатическим иммунитетом.

Одновременно с венским послом в Стокгольм прибыл посол России, который, по свидетельству Мэссон, не явился на назначенную ему в десять часов утра королевой аудиенцию, поскольку был пьян[79].

Отсрочка, которую дала себе Кристина на три года, была довольно трудным для неё временем. Ей пришлось проводить политику оздоровления финансов страны, которая, в общем-то, закончилась неудачно. Став между двумя религиями, она разрывалась между чувством долга и своими желаниями. Она прилагала колоссальные усилия для того, чтобы склонить на свою сторону пфальцскую семью, канцлера Оксеншерну, правительство и парламент, и не всегда находила в них поддержку. Она выдержала поток брани и критики в свой адрес и окончательно разделалась со своим фаворитом М. Г. Делагарди. Ей приходилось улаживать горячий конфликт крестьянства с дворянами и делать много других неприятных вещей. Как вспоминал потом М. Делагарди, Кристина как-то в присутствии Карла Густава сказала, что каждое появление у неё в кабинете секретаря равносильно появлению дьявола.

И вот в Упсальском дворце 11 (22) февраля 1654 года Кристина в категорической форме снова сообщила Государственному совету о своём непреклонном решении отказаться от престола в пользу Карла Густава. Все историки пишут, что это заявление ввергло министров в состояние шока, последовали возгласы А. Оксеншерны: «Подлец будет тот, кто признает принца королём!» Советники лицемерили: вся столица уже знала, что Кристина собиралась сложить с себя корону Швеции и передать её пфальц-цвейбрюккенскому кузену.

Так что запал у членов Госсовета был не тот, что три года тому назад, и они быстро успокоились — тем более что с Карлом Густавом они скоро нашли общий язык. Скорее в соответствии с требованием этикета, чем с искренней надеждой, они, как и три года тому назад, направили королеве «супликацию» — покорнейшую просьбу не покидать трон. Текст обращения снова поручили составить канцлеру и дали подписать двадцати пяти советникам. В нём содержалось предложение облегчить бремя власти «уставшей» королевы путём постепенной загрузки делами Карла Густава и, в частности, говорилось: «Мы не знаем, что Ваше Величество после отречения будет вести более спокойную жизнь, ибо мы не можем разгадать будущее. Не убеждены мы также и в том, что частная жизнь будет совместна с обязанностями Вашего Величества. Заботы и тревоги одинаковы для всех людей, и особенно это применимо к суверенным правителям, обязанностью которых, так сказать, является искать для себя удовольствие и находить счастье в трудах».

На Кристину это не подействовало. Канцлер Оксеншерна уже хорошо видел, как королева теряет интерес к государственным делам.

Тринадцатого (24) февраля, когда все снова собрались вместе на заседании риксдага, Кристина ответила категорическим «нет». Тогда робкий до сих пор Пер Брахе произнёс на заседании совета пламенную и яркую речь, которую по своей смелости можно считать уникальной в истории взаимоотношений шведских королей со своими подданными. Он сказал, в частности, что тот, кто посоветовал Кристине пойти на такой шаг, поступил «подло, а не как честный человек». Кристина за словом в карман не полезла и ответила: «А что если архиепископ согласится с моим отречением?» Вопрос после этого был исчерпан, и советники, приняв решение собрать риксдаг, разошлись.

После риксдага 20–21 апреля королева совершила поездку в Нючёпинг, чтобы проститься с матерью. Прощание проходило в присутствии Карла Густава, вызванного из своего убежища на острове Эланд. О чём говорили напоследок мать с дочерью, никто не знает, но некоторые историки пишут, что Кристина якобы сказала матери, показывая на Карла Густава:

— Я лишаю вас дочери, но зато даю вам сына.

Нет сомнений, что встреча эта была тяжёлой для обеих королев. Кристина позаботилась о материальном обеспечении Марии Элеоноры и договорилась на этот счёт с Карлом Густавом. Когда она утром покидала замок матери, та всё ещё сидела в своей комнате и, не сомкнув глаз за ночь, продолжала плакать.

В январе — феврале 1654 года Кристина и Шану, который в это время находился в Гааге, обменялись письмами. Королева изложила ему причины оставления престола, а француз ещё раз удостоверился в том, что Швеция остаётся союзницей Франции. Письмо к Шану было опубликовано в парижской газете, и теперь вся Европа знала о том, чем объяснялся странный поступок королевы Швеции. Естественно, о письме узнали и в Швеции.