Остальные красийки расслабились и тоже опустили покрывала, а Лиша подошла к старому креслу-качалке Бруны и села. Оно, по-прежнему накрытое изношенной шалью старухи, было единственным предметом обстановки, который Лиша взяла с собой, когда переселилась во дворец и отдала домик Бруны Дарси. Вот в кресле ничего энджирского не было и в помине – простое дерево, отшлифованное не полировкой, а многолетним использованием. Подушек тоже не предусматривалось, и оно заскрипело, едва Лиша качнулась.
В минуты одиночества этот звук иногда успокаивал Лишу, напоминая о наставнице. И о том, что скрипу можно придать устойчивый ритм, который расслабит – или встревожит – и пациента, и просителя. Скрип мог нарушить затянувшееся молчание или перебить говорящих и не дать им пуститься в пустопорожние разглагольствования.
– Добро пожаловать.
Она развела руки, начиная чайную церемонию дама’тинг, которая, правду сказать, не так уж сильно отличалась от энджирской. Решающее значение имела рассадка. Лиша и Дарси репетировали ее снова и снова. Дарси должна была сесть справа от нее, а следом – Фавах со спутницами, слева. Это обозначит высокое положение Дарси в представлении Лиши и в то же время отдаст должное красийкам, которые не сочтут себя оскорбленными.
Но не успела Лиша рта открыть, как одесную уселась Элона. Тем самым она открыто заявила красийкам, что занимает во власти второе место.
Помедлив, Лиша встретилась взглядом с Дарси. Если она усадит слишком многих своих людей вперед гостей, это станет серьезным оскорблением. Она повела рукой влево:
– Фавах.
Престарелая дама’тинг заняла место рядом с Лишей и щелкнула пальцами. Шазелль и Джайя порхнули к дивану, стоявшему подле кресла Фавах. Там поместились бы трое, но они уселись, захватив все пространство.
Когда Дарси наконец устроилась на диване за Элоной, на ногах осталась только Мича. Огромная травница заняла бо́льшую часть дивана, нависнув над дама’тинг.
Но Мича не шелохнулась. С потупленным взором, она была сама кротость, но спокойная и сосредоточенная аура выдавала другое.
Непосредственно сейчас внимание Мичи было приковано к Уонде. Лиша не понимала, уступает ли она ей право сесть первой или изучает, как мишень. Уонда, похоже, это почувствовала и переступила на месте, словно готовясь к схватке.
– Довольно, – хлопнула в ладоши Лиша. – Я не допущу, чтобы принцесса племени Каджи стояла, когда все мы сидим. Придвинь кресло, девочка. И ты, Уонда. Если мы хотим поладить, нам придется отбросить не только покрывала.
Тариса наполнила ее чашку, и Лиша подала еле заметный знак. Камеристке хватило этого, чтобы плавно перейти к Фавах. Элона хотела взвиться, но сумела сдержаться. Налив чай ей и другим представительницам Лощины, Тариса занялась остальными красийками. Она поставила молоко и сахар, но за ними потянулись только местные. Красийки наблюдали за Лишей. Она предпочла черный чай, и они – тоже.
– Этим вечером мы друг для друга чужие, – сказала Лиша. – Но у меня есть трепетная надежда, что, когда эти чашки опустеют, мы станем друзьями. Ущерб на пороге.
Фавах подняла чашку:
– В тот проклятый вечер нам будет мало дружбы. Мы должны стать как сестры.
Лиша ровно настолько же воздела свою:
– Да, сестры.
Молчание чаепития чуть затянулось, и Лиша скрипнула креслом. Перехватив взгляд Фавах, она заглянула в ауру старухи.
– Намерена ли ты или кто-нибудь из твоих спутниц причинить моему ребенку вред?
– Зависит от обстоятельств. – Если Фавах и удивилась внезапному и острому вопросу, она не выдала этого ни аурой, ни лицом. – Намерена ли ты воспользоваться его происхождением, чтобы посягнуть на Трон черепов и свергнуть Дамаджах?
– Разумеется, нет! – ужаснулась Лиша.
Фавах прищурилась, и стало ясно, что старуха тоже вчитывается в ее ауру.
– Тогда твоему ребенку незачем бояться дама’тинг.
Она сказала правду, но Лиша уцепилась за оговорку:
– А дама?
– Халван спесив, но любил Ахмана Джардира, как брата, – ответила Фавах. – Кости говорят, что он не тронет ребенка товарища.
– Шарумы? – не унималась Лиша.
Фавах пожала плечами:
– Я не могу снизойти до каждого красийца. Скажу только, что дама’тинг будут охранять… твою дочь, как родную.
Лиша качнулась назад. Опять оговорка.
– По-моему, пора представиться, как положено. Аманвах пообещала прислать себе на замену одну дама’тинг. Вместо этого мы видим трех.
– Да, это так, дамаджи’тинг Аманвах посоветовала Дамаджах направить как минимум одну, – не стала спорить Фавах. – Дамаджах в своей мудрости решила, что три послужат племени Лощина лучше.
Старуха указала костлявым пальцем на сидевшую рядом юную дама’тинг:
– Дама’тинг Шазелль обучалась в подземном дворце дама’тинг вместе с Дамаджах.
«Тогда она не юная», – подумала Лиша. Инэвера была старше Ахмана – годами как минимум за сорок. В свое время Лиша считала, что кожа Дамаджах оставалась гладкой благодаря притираниям. Теперь она поняла, что молодость дама’тинг даровали хора.
Ее взгляд скользнул к морщинистой Фавах. Сколько же ей лет?