Королева демонов

Перед ними высился Зал Восходящего Солнца, и Элисса вновь ощутила себя ребенком, входя в его огромные врата. То был памятник старого мира, частично уничтоженный при Возвращении и через несколько столетий отстроенный заново первым Утренним графом.

Все слуги высыпали наружу к приезду Элиссы. Первой стояла мать Сорен, которая лет тридцать назад была ее гувернанткой. Элисса помнила ее как женщину грозную, властную, но на закате лет та выглядела маленькой и немощной.

– Мать Элисса, дорогая моя, добро пожаловать домой!

Сорен раскрыла объятия, и Элисса приникла к ней, крепко обняв в ответ. Сорен была строга, но матерью стала ей больше, чем Треша. В толпе виднелись и другие нетерпеливые лица друзей детства и любимых домочадцев. И эти люди стали ей ближе матери и старших сестер – последние повыходили замуж за местных баронов, когда она была еще ребенком.

– Я скучала по тебе, – сказала Элисса, а кучер помог Треше выйти из кареты.

Мать Сорен и остальные слуги мгновенно застыли и уставились перед собой. После этого Элисса с матерью двинулись в тишине вдоль сумрачной череды каменных лиц.

Вскоре они остались одни в приемном зале. Помещение было в точности таким, каким запомнилось Элиссе, – до стерильности чистым и душным от лектрического тепла. Мать Треша постоянно мерзла.

Помещение пустовало, но Элисса видела, что здесь только что побывали слуги. От чайника поднимался пар; сам он стоял четко посредине между двумя недавно наполненными фарфоровыми чашками. На стерильной мраморной столешнице красовались острова узоров из тонких сэндвичей и других кушаний на один укус.

Два хрустальных стакана образовали треугольник с ведерком для льда, тоже хрустальным. Над горлышком откупоренной бутылки райзонского летнего вина еще вился парок. Стаканы уже наполнили. На случай, если что-то понадобится, имелся до блеска начищенный серебряный колокольчик.

Элисса с улыбкой узнала руку главной служанки:

– Мать Кэть старше Сорен, а все еще мастерица и такая же невидимка.

– Слуги и должны быть невидимками, пока не нужны. – Треша сразу направилась к любимому креслу и села. На столике рядом уже стояло фарфоровое блюдо с любимыми сэндвичами графини и чашкой чая с молоком – несомненно, переслащенного. – Не хочу, чтобы они днем и ночью маячили перед глазами.

«Какая унылая, одинокая жизнь!» – подумала, но мудро промолчала Элисса.

Она потянулась за вином.

– Конечно, мне они рады меньше, чем тебе. – Треша взяла крошечный сэндвич, обернутый тонкой фальцованной бумажкой, чтобы пальцы остались девственно-чистыми.

Ела она как птичка, откусывая аккуратно и по чуть-чуть. Бумажка стоила больше, чем зарабатывали большинство слуг.

– Наверно, если тебе в тягость запомнить, как их зовут. – Сама того не заметив, Элисса уже осушила стакан и налила еще.

Мать вскинула брови, но оставила это без внимания.

– Я в курсе, как их зовут. – Треша скомкала бумажку. – Кто, по-твоему, платил им все эти годы жалованье? Но знаешь, что я скажу? Ты бросила на слуг не кого-нибудь, а родных детей. Почти на год.

– Так вот что тебя волнует? – ответила Элисса. – И что с того? Меня же ты оставила на слуг.

– И вот результат, – показала на нее Треша.

– Ты видела Марью и Арлена только за праздничным столом в солнцестояние. – Элисса ответила ровно, хотя уже закипала. – И вдруг желаешь, чтобы они, как ты выразилась, маячили перед тобой днем и ночью?

– Конечно нет, – огрызнулась Треша. – Но я знаю членов совета всех крупных школ. Я могла бы…

– Забрать их к себе ровно на столько, сколько понадобилось бы, чтобы сплавить в школу, – подхватила Элисса. – Ты их знать не хотела. Как и меня.

Треша взяла чашку и подула на чай. Элисса моргнула:

– Неужели стерпишь? В последний раз, когда я так заговорила, ты разбила о мою голову тарелку.

Треша вздохнула и сделала глоток.

– Тебе понадобилось много времени, но теперь ты мать. Я больше не могу обращаться с тобой как с дочерью. Подойди и сядь рядом.

Элисса подчинилась, и они немного посидели, словно вернулись в карету. Элисса потягивала вино и смотрела в одну точку, а мать молча уплетала миниатюрные сэндвичи. Элисса прикончила второй стакан и встала, чтобы налить третий.

– Я могу позвонить прислуге, – заметила Треша.

– Вина я и сама налью, матушка. Пока меня, как я сказала, растили слуги, я научилась всему на свете.

Элисса съязвила неосознанно, без умысла. Она походила на мать больше, чем хотела признать.

Чашка звякнула о блюдце – мать вышла из себя.

– Радуйся, что отца нет в живых и он не слышит, как ты со мной разговариваешь.

– Мне и не приходилось так говорить, когда он был жив.

– Понятное дело, отец был ниспослан Создателем, – рассмеялась Треша. – Как твой приемный сын. Как вестник, в которого ты влюбилась. Дорогая моя, неужели ты видишь Избавителя в каждом мужчине, к которому неравнодушна?

Элисса фыркнула, но после заметила на стакане узор и округлила глаза:

– Лучший хрусталь? Я думала, он только для визитов высочайших особ.

– Ты королевских кровей, – ответила Треша.