Некоторые из писем, в которых речь шла о бриллиантах, можно было отнести к категории — «и да, и нет», и в этом и состояла их волнующая, возбуждающая пикантность. В последнем, которое де Роган получил от неё, королева требовала, чтобы заключённый договор был представлен на одобрение ей до того, как он вступит в силу, это был тонкий намёк на то, что она в последний момент может изменить своё мнение в отношении столь «незначительного», на её взгляд», дела. Она употребила слово «пустяк». Может, это и пустяк для королевы, что же касается кардинала и Бёмера, то они были прямо противоположного мнения. И что делать ему с договором? Он не может доставить его во дворец без Жанны, а время в таком важном деле могло стать решающим фактором. Он ещё раз перечитал её милые слова, такие естественные и очаровательные в её устах, и теперь лишь истово молился, чтобы Жанна вовремя появилась в Париже: чем быстрее, тем лучше.
Его ожидала невероятная радость и облегчение. Верный друг никогда не подводил. Едва Бёмер ушёл, как на улице послышался стук лошадиных копыт, и в комнату вплыла Жанна, излучающая счастье и радость. От её розовых щёк веяло деревенской свежестью. Боже! Как она кстати! Через несколько мгновений она уже держала текст договора и звонко смеялась, как колокольчик.
— С удовольствием отвезу его в Версаль, мой друг. Ну разве могла бы я продержать вас хоть час в бесполезном томлении, если бы не обстоятельства? Конечно, нет. Вы слишком хорошо меня знаете. Так друзья не поступают. Мой муж всё ещё в Барсюр-Об, и теперь я — свободная женщина. Почему бы мне не поехать сейчас же во дворец? Завтра и вернусь. Налейте мне стакан вина, и я поехала.
Как мог кардинал выразить свою благодарность? Как передать своё необычайно блаженное состояние?
Он сам принёс для графини лучшее вино из своего подвала, поставил на стол закуску — маленькие зелёные устрицы, которые мадам де Ламотт просто обожала, сладкие хлебцы, сальми — вкусное рагу из птицы, замечательно пышный омлет и от души всё приправил ароматным острым соусом. Но даже такое обильное угощение не могло задержать Жанну дольше, чем полагалось по отведённому ею для этого времени, ибо графиню ждали уже во дворце в Версале. Очарованному ею другу никогда не забыть это смуглое личико, сияющих глаз, когда она кивала ему и махала рукой за стеклом кареты, посылая воздушные поцелуи, то и дело прикасаясь кончиками пальцев к своим накрашенным губам. Договор лежал у неё в кармане.
Кардинал отлично спал в эту ночь, ему снились горящие глаза Жанны, её пронзительные взгляды. Едва он закончил ранний завтрак, как эта чаровница уже стояла в его комнате.
— Ну, радуйтесь, ваше высочество! — воскликнула она. — Сегодня очень удачный день! Королева приняла меня, как подобает, по-дружески, я бы сказала даже больше — с искренней любовью. Прежде всего она поинтересовалась, нет ли каких вестей от вас. Я ещё никогда не видела её такой красивой. Щёки пылали, как красные розы, глаза сияли, как голубые мерцающие звёзды, алые губы дрожали, но здесь я вынуждена остановиться. Нельзя испытывать пылкого влюблённого слишком продолжительной отсрочкой. Ну, все заботы уже позади. Вы только посмотрите, что я привезла.
Из маленькой атласной сумочки, где часто хранились записочки в самом надёжном тайнике — на груди, — она вытащила листок, так хорошо знакомый кардиналу. Он развернул его с видом человека, одержавшего триумф. На нём он увидел подпись королевы, чуть ниже подписи Бёмера. Внизу, у самой кромки, он прочитал одну очаровательную строчку: «Очень хорошо, Мария-Антуанетта, французская королева».
Не так много слов, но и их было достаточно, чтобы весенняя непогода превратилась в солнечное жаркое лето. А как удивится этот Бёмер! Старик наверняка скажет: «Господи, а теперь позволь слуге твоему удалиться на покой».
Как радовался де Роган! Как благодарил, как благословлял своего уставшего друга! Он послал записочку Бёмеру, назначив день и час встречи с ним, предупредить: в случае возникновения непредвиденных обстоятельств и появления затруднительных вопросов от продажных писак он должен будет во всеуслышание заявить: ожерелье продано за пределами Франции. А когда графиня уехала, чтобы заняться семейными делами после столь долгого отсутствия в Бар-сюр-Об, его преосвященство предался мечтам о том счастливом дне, когда он увидит, как будут сиять эти бриллианты на той, которой предназначены, и он сможет вволю любоваться этими блестящими большими голубыми глазами и свято хранить их общий секрет, который наверняка вызовет огромное чувство благодарности к нему со стороны как королевы, так и очаровательной женщины. Ибо де Роган понимал прелесть любви, или думал, что понимал. Женщина входит во вкус и не помышляет об отказе от такого удовольствия. Пока она ему в «этом» отказывала, это правда. Но разве не мудрец когда-то написал: «Тот, кто подходит к красотке слишком близко, может быть ею отвергнут»? Кардинал отлично знал эти крылатые слова, как и многие другие.