Королева без башни

– Заманчивое предложение, – протянула пенсионерка, – однако странно. Мы не знакомы. Чего вам надо? Бесплатный сыр бывает исключительно в мышеловке. Залезу в салон, а вы дверки запрете и убьете меня. Телевизор постоянно предупреждает: в Москве сплошные преступники! Честных людей не осталось!

Мне стало смешно.

– А вы сами-то чем промышляете?

Брови Нинель Егоровны поползли вверх.

– Извините?

– Вы сказали, что честных людей не осталось, значит, вы тоже мошенница, – сделала я логический вывод.

Пулкова поджала губы.

– Я-то как раз никого не обманываю.

– Замечательно, – обрадовалась я, – значит, одну положительную личность в столице обнаружили. Почему бы вам не поверить, что я вторая?

Нинель Егоровна неожиданно рассмеялась.

– Вы мне напомнили Костика Егорова. Учился у меня такой мальчик, любое замечание отбить мог. Симпатичный паренек, прямолинейный, правда, нетерпимый, как все подростки, но с хорошим стержнем. Если вы меня на самом деле познакомите с хорошим бесплатным доктором, буду очень благодарна, мне боль душу вымотала.

Я помогла Пулковой спуститься вниз, усадила ее в свою малолитражку и осторожно поехала в сторону клиники, где работала Катя. Естественно, через пять минут мы очутились в плотной пробке на МКАД и встали.

– Город безумен, – тоскливо сказала Нина Егоровна. – Во время моего детства тут были деревни. Мама все расстраивалась, что на окраине живет, она приехала в Москву из Иваново, очень хотела выйти замуж, у нее на родине найти жениха было невозможно, одни бабы, все работали на ткацких фабриках.

Москва казалась юной Анфисе маняще прекрасной. Через год она встретила Егора Пулкова и родила Нинель. Отец назвал малышку новым революционным именем, если прочитать его наоборот, то получится «Ленин», мягкий знак добавили для благозвучия.

Анфиса и Егор жили вполне счастливо, работали в столице, проживали в Подмосковье, имели свой огород, выращивали овощи, держали кур, корову и никогда не голодали. Фиса хорошо шила, вязала, Егор умел тачать обувь. С такими талантами всегда будешь при деньгах.

Потом у них появилась вторая девочка, отец дал ей имя Нина, как многие простые малообразованные люди. Егор тянулся к прекрасному, ему хотелось необычного. Отцу показалось здорово, если сестрички получат парные имена: Нинель – Нина.

Жизнь налаживалась, в магазинах появились вещи и хорошие продукты, в деревню провели электричество, а в местной конторе установили чудо цивилизации – телефон. Анфиса приобрела новый диван и два кресла, дети не болели, корова давала много молока, в подвале теснились банки с домашними консервами. Егор не пил, не курил, не гулял от жены. Конечно, Пулковы знали, что в СССР развелось много шпионов и славные органы НКВД их постепенно ловят, но в их деревне царили тишь да гладь, на работе никого не арестовывали. Анфиса служила уборщицей в большом магазине, Егор – механиком в автобусном парке. Пулковы верили, что Сталин заботится о народе, знали, что Красная армия всех сильней, и были спокойны за свое будущее.

А потом пришла война и разом разрушила тихий семейный мир. Егор отправился на фронт добровольцем, Анфиса осталась с детьми. Крошечная Нина лежала в колыбельке, она ничего не понимала, а вот дошкольнице Нинель досталось. Ей пришлось помогать маме, которая постоянно твердила:

– Ты большая, старше Ниночки, заботься о сестре.

В некотором роде Пулковым повезло: их деревню немцы не заняли, дом Анфисы остался целым, даже корова благополучно пережила тяжёлые годы. Только вот Фиса тщетно ждала мужа домой. Она ни разу не получила весточки с фронта, но, с другой стороны, похоронка тоже не приходила, что внушало надежду. Шло время, надежда таяла, потом стало ясно: Егорушка не вернется. Судьба его осталась неизвестной.

Нинель практически не помнила отца, а Нина его совсем не знала, но Анфиса весьма нелогично говорила:

– Нинуша у нас сирота, ей лучший кусок дать надо.

Лет до тринадцати Нинель не задумывалась, но потом вдруг удивилась:

– Почему Нине даешь самое лучшее?

– Она без отца растет, – вздохнула Фиса.

– И у меня папы нет, – уперлась Нинель, – несправедливо получается!

Всегда мягкая, спокойная Анфиса отчитала старшую дочь с редкостным гневом. Нинель, понурив голову, выслушала мать и с той поры более ничего для себя не просила. Года через три соседка по деревне Любка Кулова с крестьянской прямотой сказала старшей дочери Пулкова:

– Страшная ты, Нинелька, на морду образина, тумба тумбой. Вели матери, чтоб сшила тебе нарядов получше. А то останешься в девках, тебе парней надо приданым завлекать.

– Мама занята, – девочка покраснела и убежала.