— Будучи работником агентства «Герральд», вы изо всех сил будете стремиться к успеху — и несмотря на это, много раз терпеть поражение. Так устроен этот мир и такова правда жизни. Но когда вы снова найдете свою лошадь, куда вы поедете — вперед или назад? Вот это я хотела знать. — И она протянула ему руку: — Добро пожаловать.
Мэтью понял, что стоит на судьбоносном перепутье, причем таком, где дорогу нужно выбирать обдуманно. Если стычка с фальшивым разбойником будет из всего этого самым худшим, то хорошо, но все же он счел сегодняшнее происшествие легкомыслием, учитывая опасность подобного рода занятий. Да, ради возможности применить свой разум и интуицию, ради той карьеры, которая началась, когда магистрат Вудворд забрал его из приюта, ради того, чтобы найти себе место в этом буйном и яростном мире, — разве не стоит хотя бы попробовать?
Стоит, решил он, хотя знал об этом еще тогда, когда выезжал из города на Почтовую дорогу.
Стоит.
Он принял руку миссис Герральд и сразу же получил очередной дружеский хлопок по спине от Хадсона Грейтхауза. Мэтью подумал, что еще одно поздравление он может и не пережить.
— Вы остаетесь на ужин, — объявила миссис Герральд. — Мистер Грейтхауз приготовит свое знаменитое ирландское жаркое из говядины и эля. Я полагаю, ваша лошадь где-то здесь неподалеку, и потому предлагаю вам въехать сюда как полагается, напоить лошадь и поставить ее в сарай. Ключ от ворот на крюке возле передней двери. — Она жестом послала его вперед: — Идите.
С приближением сумерек грозовые тучи росли и мрачнели, и наконец игривые дневные дождики превратились в сплошной ливень. Он стучал в окна дома миссис Герральд, а внутри горели свечи, и Мэтью сидел за полированным каштановым столом и понимал, что жаркое мистера Грейтхауза славится не столько мясом, сколько элем, который наливали туда из пивоваренного жбана. Мэтью ел немного, а миссис Герральд еще меньше, но Грейтхауз осушил еще кружку эля вдобавок к тому, что был у него в тарелке, и это никак на нем не сказалось, только появилась склонность заполнять своим голосом всю комнату.
Мэтью никто прямо не говорил, но по наблюдениям, по их разговорам о разных вещах — состоянии города, новом губернаторе, главном констебле и прочем, он заключил, что они… да, работодательница и работник, конечно, но что-то еще общее и сверх того. Не личное, а скорее профессиональное… какое же слово подобрать? Порыв, быть может? Целеустремленность? Их глубокое уважение друг к другу было очевидным и первостепенным, проявлялось в строе их речи и ответах на замечания друг друга, но опять-таки что-то было здесь большее, чем уважение. У Мэтью возникало впечатление, что Грейтхауз — «правая рука» миссис Герральд, так сказать, и может быть, даже второй человек в агентстве. В любом случае она внимательно слушала, когда он говорил, а он так же внимательно слушал ее, и Мэтью понимал, что это не просто взаимная любезность профессионалов, а глубокий союз родственных умов.
Грейтхауз глушил свой эль и рассуждал, как они с миссис Герральд пытались выбрать между двумя подходящими точками размещения конторы: либо Стоун-стрит, либо Нью-стрит, а Мэтью разглядывал их обоих и гадал, какое у них может быть прошлое. Грейтхауз сидел, закатав рукава белой рубашки до локтей, убрав седые волосы в завязанный черной лентой хвост, и вполне мог сойти за школьного учителя, рассказывающего что-нибудь из геометрии. Но было в нем и что-то военное — то есть, подумал Мэтью, в голосе его есть какой-то оттенок уверенности и непререкаемости, необходимый для команд на поле битвы. Конечно, его телосложение и быстрота свидетельствовали об активной жизни, как и неровный шрам через левую бровь и умелое обращение с рапирой. И еще у него был один красноречивый признак человека, серьезно работающего клинком: правое предплечье толще левого.
С виду он похож на человека, притворяющегося более неотесанным, чем он есть на самом деле, решил Мэтью. Иногда Грейтхауз тянулся за салфеткой промокнуть рот — и будто сам себя одергивал, чтобы этого не сделать, а иногда все-таки делал, увлеченный разговором. Человек с хорошими манерами, исполняющий роль человека из простонародья. Мэтью подумал, не аристократ ли он, воспитанный среди богатства, который по тем или иным причинам почувствовал, что ему уютнее при свете меньшей свечи. Возраст его Мэтью определил лет в сорок пять — пятьдесят. Быть может, он чуть моложе миссис Герральд.
И он явно мог говорить долго, раз уже начал.
— Вы знаете, — спросил он, — что мы рядом с тем местом, откуда этот остров получил свое название? Сюда первые поселенцы принесли кувшины с бренди для индейцев, и потом был церемониальный пир. А когда поселенцы спросили, как называется остров, индейцы родили название на месте: Манахактантенк. На их наречии это значило: «Место, где все надрались допьяна».
Он поднял кружку с элем:
— За Манахактантенк! — провозгласил он и осушил кружку.
К концу ужина, когда наступила полная темнота, а дождь продолжал стучать в окно, миссис Герральд сказала: