Королева Бедлама

Последовало долгое молчание. Лиллехорн наблюдал за работой Зеда: тот отирал кровь, споласкивал тряпку в ведре, отжимал ее и вновь прикладывал к ранам. Таким образом он почти полностью очистил лицо мистера Деверика.

Наконец Лиллехорн глухо произнес:

— Все по домам.

Диппен Нэк первым рванул к лестнице, следом за ним — Кови. Мэтью двинулся было за мистером Садбери, Ефремом и мистером Аулзом, но Лиллехорн бросил им вслед:

— Все, кроме секретаришки.

Мэтью замер. Не к добру это…

— Простите? Простите, можно я спущусь?

Все сразу узнали голос. Главный констебль поморщился. В дверях на вершине лестницы появился Мармадьюк Григсби с деловито закатанными рукавами.

— Вас здесь не ждали, мистер Григсби. Ступайте домой.

— Прошу прощения, сэр, но на улице такие толпы бродят — я лишь вызвался проводить сюда миссис Деверик и Роберта! Им можно войти?

— Только юноше… Велите ему спускаться, а миссис Деверик пусть…

— Главный констебль желает сперва говорить с вашим сыном, мадам, — донесся голос Григсби.

Юный Роберт — бледный и ошарашенный, с заспанным лицом и растрепанными каштановыми кудрями — ужасающе медленно пошел вниз по лестнице. Григсби, как верный пес, держался рядом.

— Закройте дверь! — рявкнул на него Лиллехорн. — С той стороны!

— Да-да, сэр, простите, виноват! — Григсби громко хлопнул дверью — впрочем, сам при этом остался в покойницкой и с чрезвычайно решительным видом пошел вниз по лестнице.

Зед к тому времени взялся уже за рану на горле. Маккаггерс, которого до сих пор то и дело одолевала трясучка, сумел взять себя в руки и черным мелком набрасывал на бумаге очертания тела, лежащего на секционном столе.

Роберт Деверик в темно-синем плаще с золотыми пуговицами поверх голубой ночной сорочки остановился у подножия лестницы. Глаза его бегали между Лиллехорном и столом, губы двигались, однако с них не слетало ни звука.

— Вашего отца этой ночью убили на Смит-стрит, — тихо, но властно проговорил Лиллехорн. — Случилось это… — он открыл часы, так как пришел к тому же заключению, что и Мэтью, — где-то между десятью и половиной одиннадцатого. Известно ли вам, где он сегодня был?

— Отец… — Голос Роберта дрогнул. Глаза его блестели, но от слез или нет — сказать было трудно. — Отец… кто мог убить моего отца?!.

— Прошу вас, ответьте, где он был?

Молодой человек молча глазел на труп, не в силах, видимо, осознать, что такое изуверство вообще может быть совершено над человеческой плотью. Мэтью подивился переменам, постигшим Пенна Деверика в считаные часы: еще днем он был полон жизни, надменен и горделив, а теперь лежал на секционном столе, бесчувственный и холодный, что глина под ногами. Роберт из последних сил пытался совладать с собой: на горле у него вздувались вены, дергался желвак на подбородке, глаза сузились и наполнились слезами. Мэтью знал, что в Лондоне у него старший брат и две сестры. Деверик-старший и там имел маклерскую контору, дела которой перешли теперь в руки Робертова брата.

— Ходил по трактирам, — наконец выдавил юноша; Григсби проскользнул мимо, не обращая внимания на полный неприкрытого презрения взгляд Лиллехорна, и подобрался к трупу. — Он ушел еще до восьми… Хотел обойти трактиры.

— С какой целью?

— Слова лорда Корнбери… про то, что трактиры следует закрывать пораньше… вывели его из себя… он решил бороться с губернатором. Составить петицию, и чтобы все трактирщики ее подписали…

Роберт умолк: горло его отца — одна сплошная, ужасная рана — было теперь ярко освещено, и Маккаггерс, потный и трясущийся, поднес к порезу штангенциркуль. Мэтью заметил в его глазах безумный отсвет ужаса, каковой не должен испытывать ни один человек.

— Продолжайте, пожалуйста, — сказал Лиллехорн.

— Да, простите… Я… — Роберт поднес руку ко лбу, пытаясь, видимо, таким образом устоять на ногах. Он закрыл глаза. — Он пошел по трактирам, дабы найти сторонников… для борьбы с указом лорда Корнбери, когда тот будет издан.

— Было бы очень полезно узнать, — не подумав, вставил Мэтью, — какой трактир он посетил в последнюю очередь, в каком часу и с кем он…

— Естественно, мы это узнаем, — перебил его Лиллехорн. — Роберт, позвольте-ка спросить: нет ли у вас предположений — или догадок — касательно того, кто мог желать вашему отцу зла?

Молодой человек завороженно наблюдал за работой Маккаггерса. Тот изучил вскрытые ткани посредством щупа, затем внутри у него что-то булькнуло, и он согнулся над ведром — опять безрезультатно. С серым, как простыни потаскухи, лицом Маккаггерс вернулся к работе. Глаза его за стеклами очков напоминали два черных уголька.

— У моего отца… — сказал Роберт, — было своего рода кредо. Он говорил, что удел любого предпринимателя — война. И свято в это верил. Стало быть… да, враги у него, конечно, были. Но в Лондоне, не здесь.

— Почему вы так уверены?

— Здесь у него просто не было конкурентов.

— А если вы заблуждаетесь? Наверняка кто-то хотел занять его место, и…