Королева Бедлама

В его древнем, больше не детском голосе пылала ярость. Изменилось и его лицо: оно стало вытягиваться и деформироваться, будто сами кости под кожей пришли в движение. Мальчик прыгнул на порог и одной рукой отшвырнул Мэтью в сторону, точно соломинку. Мэтью свалился на ступени. Свеча упала и погасла. Боденкир встал на пороге и поднял такой рев, что по сравнению с ним звон церковного колокола казался полной тишиной. Пока Мэтью силился встать, что-то огромное, мощное и костлявое пронеслось мимо него, врезалось в Боденкира и смело его, будто сухой лист. Затем в дом ворвалось еще одно такое создание, и еще, и еще. В воздухе стоял крепкий звериный дух, запах лютой ярости, исступления и жажды крови, недоступных человеческому пониманию. Мэтью отполз в сторону, вновь попытался встать, услышал леденящие душу вопли и звук раздираемой в клочья плоти, какие-то зловещие стенания, грохот. А потом его схватили. Он потрясенно почувствовал, как когти впиваются ему в спину. Саквояж выпал у него из рук. Его уносили — все быстрее и быстрее — прочь от дома. Вдруг справа кто-то заскулил, и что-то тяжелое со свистом пролетело мимо. Создание, которое его несло, прыгало по дорожке из стороны в сторону. Щеку колола жесткая шерсть. В следующий миг они, видимо, очутились у ворот, потому что Мэтью услышал отчаянное ржание и скачки́ рвавшейся на волю Сьюви.

— Сейчас я тебя переброшу. — Это был голос Мердо, но какой-то другой — хриплый, утробный, нечеловеческий. — Не смотри на меня! — прорычал он, когда Мэтью попытался обернуться. — Благодарю, что показал нам путь.

— Что? — ошалело спросил Мэтью. — Как?!

— Ты сумел обойти все ловушки. А мы пошли по твоему следу. Их вонь… она везде… а твой запах только здесь, он свежий и хорошо различим. Бедный Дэниел… оступился. Слушай меня внимательно. Прыгай в седло и скачи отсюда во весь опор, как от черта, ибо черти идут за тобой. — Тело Мердо содрогнулось. Мэтью почувствовал, как его хватка стала крепче, словно необъяснимая сила переполняла его изнутри и вот-вот вырвалась бы наружу. — Я не всех могу удержать… Они ненавидят людское племя. — Тут из его груди вылетело последнее слово, почти рык: — Пр-рочь. — И он швырнул Мэтью через забор.

Суконное пальто зацепилось за острые пики. Мэтью забился изо всех сил, выскользнул из рукавов и упал на землю. Потом оставалось только отвязать Сьюви и успеть запрыгнуть в седло, ибо она — вовсе не дура, нет — диким галопом полетела прочь от этого чирея на лице земли.

Мэтью скакал во весь опор. Что бы ни творилось сейчас в поместье, с него хватит.

Глава 6

Холодный воздух бил в лицо. Мимо проносились лужицы лунного света. Мэтью приник к холке Сьюви и дал ей волю. Теперь она тут главная, а он — так, сбоку припека.

Если дорога сюда, вероятно, казалась Сьюви просто приятной прогулкой с эпизодическими переходами на рысь, то теперь это была безумная гонка на выживание. Они проскакали галопом одну милю, затем вторую, и Сьюви уже вся была в мыле и время от времени храпела (Мэтью боялся, что она вот-вот упадет замертво), но бежала дальше, дальше и в конце концов… пошатнулась… споткнулась… Тут Мэтью взялся за поводья, пока она в самом деле не загнала саму себя до смерти.

Он осадил ее и заставил перейти на легкий галоп, но Сьюви по-прежнему визжала, храпела и то и дело принималась ошалело вертеться на месте.

— Тише, тише, — приговаривал Мэтью, хотя и понимал, что до почтового тракта еще очень далеко, а дьявольское побоище еще слишком близко.

Когда Сьюви наконец смогла идти шагом — уже на приличном расстоянии от речного обрыва, — Мэтью спешился, все еще на всякий случай крепко держа ее под уздцы, чтобы не понесла, и дал ей несколько пригоршней воды из фляги. Затем сделал большой глоток сам.

После пятнадцати минут беспокойного отдыха он снова забрался в седло, и они поехали дальше. Сьюви продолжала рваться вперед, и Мэтью приходилось постоянно ее осаживать. Наконец она смирилась с его командой идти рысью, хотя он по-прежнему боялся за ее сердце: вдруг не выдержит нагрузок? Увы, ни о каком отдыхе и речи не шло: только не в этих лесах, не на этой дороге, не этой ночью.

Они миновали соломенное пугало, которого Мэтью даже не увидел, пока солома не хлестнула его по плечу. Проехав еще немного, он услышал далекий вой в лесу по левую сторону от дороги. Похоже, выли двое, а один им отвечал. От этих звуков Сьюви снова перепугалась и понесла, пришлось опять ее успокаивать. Мэтью подумал, что если когда-нибудь доберется до дома, то покроет пол своего погребка поцелуями и купит Сьюви золотые подковы, если такие бывают. Если нет, то следует их придумать и изготовить.

— Мы выберемся из этой переделки, — заверил он кобылу. — Вот увидишь. С Божьей помощью выберемся.

Вой стих. Мэтью осадил Сьюви и заставил ее перейти на шаг. Им обоим это не нравилось, но в данном случае смерть лошади, вероятно, приравнивалась к смерти наездника.

Так они шли около часа, когда Сьюви вдруг издала странный гортанный хрип. Мгновением позже она пронзительно заржала, и Мэтью почувствовал, как она дернула шкурой.