Когда Эдди поднимает голову и видит меня, то внезапно заливается слезами. Я подхватываю его на руки, почти не чувствуя боли, и крепко прижимаю к себе.
‒ Тише, дорогой… ты скучал по своей маме, не так ли? Ну вот, не плачь, мамочка дома.
‒ Папа тоже дома, ‒ сильные, защищающие руки Эдварда заключают нас в любящие объятия. Я удивленно смотрю на него. Не сомневаюсь в его привязанности к сыну, но он редко проявлял ее физически.
‒ Моя семья, ‒ тихо говорит он. ‒ Отныне я намерен проводить больше времени с тобой и Эдди.
Больше всего на свете мне хотелось услышать эти слова.
‒ О, Эдвард, мне бы очень этого хотелось. Но как ты собираешься убедить своего отца и правительственных чиновников? Возможно ли, что они позволят тебе уклониться от выполнения своих общественных обязанностей?
‒ У меня есть идея, ‒ говорит он, взъерошивая волосы Эдди. ‒ Не могу сказать наверняка, что это сработает, но я сделаю все возможное, чтобы доказать свою правоту. Мне было больно, когда ты не находила для меня времени, но я не мог жаловаться, потому что тебе нужно было заботиться о нашем сыне. Однако если я возьму на себя больше отцовских обязанностей, то смогу не только помочь тебе, но и проводить с вами больше времени.
Я улыбаюсь ему, хотя мне интересно, что он придумал. Но прежде, чем я успеваю спросить, в дверях появляется королева.
‒ Мама.
Мы с Эдвардом поворачиваемся к королеве. Я несу Эдди в его угол, Нора тут же подходит с кивком, означающим, что она присмотрит за Эдди. Мы спускаемся в комнату, и я надеюсь, что разговор не будет долгим. Я и пяти минут не провела со своим сыном.
‒ Вы останавливались в Астоне?
Ой-ой. Этот отвратительный запах не исчез полностью, хотя мы с Эдвардом переодевались в поезде. Поверьте, у королевы обоняние собаки.
Эдвард информирует королеву о нашем расследовании о Паварде. Вскоре разговор переходит на Остров ветров. Мы оба уверяем ее, что этот отпуск был очень необходимым перерывом.
‒ Остров чудесный, такой спокойный и мирный, ‒ говорю я. ‒ Мы долго гуляли по пляжу и по лесу. Семья Морганов тоже была очень гостеприимна и услужлива. Они позаботились о том, чтобы мы ни в чем не нуждались.
‒ Действительно, ‒ говорит королева. ‒ Если бы Эдди не скучал по тебе, я бы посоветовала тебе продлить свое пребывание там, ‒ она переводит взгляд на Эдварда. ‒ Твой отец был очень недоволен твоей фотографией с леди Гвендолин. Он отказывается тебя видеть, хотя я уже сообщила ему о вашем приезде.
‒ Но ведь он наверняка знает, что Эдвард ни в чем не виноват.
‒ Он утверждает, что слишком занят работой с «Вечерней газетой», чтобы наказывать своего сына.
‒ Он действительно собирается подать в суд на газету? ‒ Эдвард выглядит встревоженным.
‒ Я пыталась вбить ему в голову хоть немного здравого смысла. Суд с газетой только ухудшит положение королевской семьи в глазах общественности. «Вечерняя газета» известна своей сатирой и никогда не сдерживается, будь то монархия или простой народ.
‒ Все видели эту фотографию, ‒ говорю я. ‒ Уже слишком поздно что-либо предпринимать.
‒ Он считает, что строгое предупреждение не позволит газете быть слишком дерзкой в будущем.
Эдвард вздыхает.
‒ А как же государственные дела? Даже если он не захочет меня видеть, я имею право узнать, что он сделал за время нашего двухнедельного отсутствия.
‒ Премьер-министр кратко проинформирует тебя о деталях. А пока я предлагаю тебе проявлять осторожность при посещении парламента, ‒ королева встает. ‒ А сейчас мне нужно вернуться. Когда я уходила, он писал за своим столом, и я молюсь, чтобы это не было очередное едкое письмо для «Вечерней газеты».
На следующий день нам присылают завтрак в комнату, вместо того чтобы позвать к королю с королевой. И хотя Эдди находится в детской наверху, мое время с Эдвардом не сильно увеличилось. Он уходит рано утром и возвращается поздно вечером, усталый и расстроенный, хотя морщины на его лице смягчаются, когда я пытаюсь его утешить.
‒ Не волнуйся, дорогая, мы проходили через гораздо худшее. Как там сегодня Эдди?
Я удивляюсь, но мне приятно, что он спрашивает о своем сыне.
‒ Мама принесла детские ходунки — деревянное приспособление с колесиками, которым Эдди может пользоваться. Там есть ремни, чтобы держать его в безопасности. Скоро мы заставим его ковылять по детской.
‒ Хорошо, ‒ он целует меня, его губы мягкие и теплые. ‒ На следующей неделе я уже закрыл дневное отделение. Если погода позволит, мы можем привести Эдди в мой сад.
Сердце сжимается. Эдвард нашел время для сына, и мне даже не пришлось просить его об этом.
‒ Твой отец подал в суд на «Вечернюю газету»?
Эдвард гримасничает.
‒ Мама сумела его остановить, но он весь день был в угрюмом настроении. Он заявил, что не хочет видеть меня, пока скандал полностью не исчезнет из газет.
‒ Я не думаю, что это стоит того, чтобы судиться с газетой, но ты должен признать, что это странно, ‒ размышляю я. ‒ Откуда этот репортер узнал, что ты остановился в доме Дерри?