Король воров

— Ладно, ладно. — Деливио забрал ключ и похлопал трактирщика по плечу. — Ты молодец, Руфус. Если никакой фортель не выкинешь, то, возможно, удостоишься награды из рук нашего уважаемого Ларго — за помощь в поимке опасного разбойника.

— Да я завсегда готов служить Сенату, и городской страже, и…

Более не слушая бормотания хозяина, продолжающего уверять всех и вся в своем полном законопослушии, Деливио и трое стражников поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж и повернули направо. Коридор был освещен толстыми желтыми коптящими свечами, укрепленными вдоль стен на специальных подставках, установленных на уровне плеча. Свечей этих хоть и было много, но в коридоре все равно царил полумрак.

Вот и вторая комната налево. Двигаясь крадучись, стараясь не бряцать оружием, маленький отряд приблизился к двери. Деливио прикоснулся пальцем к губам, прислушался. Вроде тихо. Вроде никого. Он положил ладонь на дверную ручку, легонько нажал. Заперто. Ну что ж, за дело.

Начальник охраны сенатора Моравиуса вставил ключ в замочную скважину и повернул. Мягко щелкнул замок, с едва слышным скрипом дверь отворилась.

Так и есть: никого. Не соврал Руфус. Небольшую, весьма скромно обставленную комнату шагов пять в длину и пять в ширину заливал скупой лунный свет из открытого окошка. У левой стены — широкая, на троих хватит, кровать, застеленная бесцветным покрывалом, на правой — несколько полок, на которых покоились коробка со свечами, кувшин для умывания, кусок мыла, огниво и прочая неопасная мелочь. На нижней полке лежал аккуратно свернутый плащ — старый, вытертый, местами любовно залатанный, — видать, он уже давно служит своему хозяину.

Деливио бесшумно приблизился к колченогому столу, который был придвинут впритык к подоконнику, перегнулся через него, выглянул на улицу. Окно выходило в глухой тупик — напротив него, на расстоянии локтей в десять, возвышалась угрюмая каменная стена, сложенная из серых мшистых блоков. Оттуда опасности ждать не приходилось.

«Умно, — пришло в голову Деливио. — Захоти кто в окошко в это проникнуть, так пока через стол перелезешь, хозяин комнаты из тебя решето успеет сделать. Умно… Ну да мы и не с такими умниками справлялись».

Стол был пуст, если не считать подсвечника с оплывшим почти до самой чашки огарком да небольшой, в ладонь, статуэтки. Деливио недоуменно повертел статуэтку в руках. Та была вырезана из кости, потом выварена в отваре листьев, отчего приобрела неприятно коричневый цвет, и изображала грудастую, брюхастую, наверное — бабу, но почему-то с бородой (на Руфуса похожа, — мимолетно отметил Деливио), которая, ухмыляясь самой что ни на есть гнусной ухмылкой, разрывала себе чресла руками; оттуда, из чресел, выглядывала голова ребенка — с бородавчатой, морщинистой кожей на макушке, лысая тварь, осклабившаяся щербатой пастью. Фу ты, мерзость какая. Впрочем, Конан-то нездешний, должно быть, это какой-нибудь из его мерзких божков…

А ведь, вдруг пришло Деливио в голову, столь же уродливых вещиц полным-полно в хранилище изваяний Моравиуса. Может быть, злоумышленники выкрали не только письма сенатора, но и кое-что из этого хранилища? Да и вор, по описаниям похожий на варвара Конана, как раз-таки и прятался в этом хранилище. Очень, очень может быть! Таких совпадений не бывает.

И начальник сенаторской стражи Деливио брезгливо сунул статуэтку в карман камзола, рассчитывая отдать ее Моравиусу (даже если она не принадлежит сенатору то наверняка понравится, и, стало быть, он, Деливио, за служит благосклонность хозяина) и совершенно не представляя себе, какую опасность навлекает на себя присвоением костяной фигурки… Воровством свой поступок старый воин не счел: кто бы ни являлся хозяином статуэтки, Конану она больше не понадобится.

После чего он повернулся к ожидающим распоряжений солдатам.

— Ты и ты, — шепотом приказал он, — встаньте справа и слева от двери. Ты — займи место у окна, мало ли что… Будьте готовы, ребята, разбойник не трус, вооружен и, судя по всему, может за себя постоять. Так что будем начеку… и будем ждать.

Сам же Деливио уселся на кровать. Что-что, а ждать он умел.

Глава XIV

Трактирщик Руфус проклял тот день и час, когда он пустил на постой северянина-великана. Всю ночь он не сомкнул глаз — о треклятых подсчетах прибыли даже думать не хотелось, — ворочался с боку на бок, вздрагивая от каждого шума с улицы: а вдруг это вернулся Конан? Как быть? Промолчать о засаде? Очень рискованно. Сообщить? Рискованно не меньше. Как же быть-то, помоги Митра?..

Лишь к рассвету бедного Руфуса сморила дрема. Из которой, как и ночью, его вырвал громкий стук в дверь.