Король воронов

За много лет до этого дня одна гадалка сказала Море Сарджент, что она «слишком категоричная, но одаренная ясновидящая с явной склонностью к принятию неверных решений». Они обе тогда стояли на обочине автомагистрали I-64, примерно в двадцати милях от Чарльстона, в Западной Вирджинии. Обе были с рюкзаками и выставляли большой палец, пытаясь поймать машину. Мора ехала автостопом с запада. Та, другая ехала с юга. Они были незнакомы. Пока что.

– Я приму это как комплимент, – сказала Мора.

– Потрясающе, – буркнула вторая гадалка, но таким тоном, что это тоже прозвучало как комплимент.

Она была злее и прочнее Моры – непрощающая, уже закаленная кровью. Она немедленно понравилась Море.

– Куда направляешься? – спросила Мора.

Приблизилась машина, и обе выставили большие пальцы. Автомобиль исчез, свернув на шоссе. Они опустили пальцы. Неудача их не обескуражила. Зеленое колышущееся лето всё на свете заставляло казаться возможным.

– На восток, наверно. А ты?

– Тоже. Ноги сами туда идут.

– А мои бегут, – сказала гадалка, поморщившись. – На восток – как далеко?

– Наверное, пойму, когда доберусь, – задумчиво ответила Мора. – Можем путешествовать вместе. Откроем лавочку, когда доедем.

Вторая гадалка понимающе подняла бровь.

– Займемся проституцией?

– Продолжим образование.

Обе рассмеялись и поняли, что поладят. Показалась еще одна машина; они выставили пальцы; машина проехала мимо.

День продолжался.

– А это что? – спросила вторая гадалка.

На съезде с магистрали показался мираж, но когда они вгляделись повнимательнее, оказалось, что это обыкновенный человек, ведущий себя как-то необыкновенно. Он – она – шагала в их сторону прямо посреди шоссе, держа в одной руке до отказа набитую сумку в форме бабочки. На ней были старомодные высокие сапоги на шнуровке, которые заканчивались выше того места, где начинался подол причудливого платья. Ее волосы представляли собой светлое пенное облако, а кожа была белой, как мел. Не считая черных глаз, эта женщина была такой же бледной, насколько стоявшая рядом с Морой ясновидящая была темной.

Мора и вторая ясновидящая наблюдали, как третья женщина поднимается по шоссе, явно не беспокоясь о возможном появлении автомобилей.

Когда бледная молодая особа почти поравнялась с ними, из-за поворота выехал старенький «Кадиллак». У женщины было много времени, чтобы отпрыгнуть с дороги, но она этого не сделала. Она остановилась и подтянула молнию на сумке-бабочке. Тормоза «Кадиллака» оглушительно завизжали. Машина затормозила в нескольких сантиметрах от незнакомки.

Персефона взглянула на Мору и Каллу.

– Полагаю, – сказала она, – сейчас мы узнаем, что эта дама готова нас подвезти.

Прошло двадцать лет со дня той встречи в Западной Вирджинии. Мора по-прежнему оставалась категоричной, но одаренной ясновидящей с явной склонностью принимать неверные решения. Но за минувшие годы она постепенно привыкла быть частью нераздельной трехголовой сущности, которая принимала решения сообща. Они позволили себе надеяться, что так будет всегда.

Было намного труднее вникать в суть вещей без Персефоны.

– Что-нибудь нашла? – спросил мистер Грей.

– Сделай еще кружок, – ответила Мора.

Они ехали обратно через Генриетту, а огни магазинов мигали в такт незримой силовой линии. Дождь прекратился, но настали сумерки, и мистер Грей включил фары, прежде чем вновь переплестись пальцами с Морой. Он сидел за рулем, пока Мора пыталась кристаллизовать какое-то предчувствие, всё отчетливее напоминающее о себе. Оно появилось утром, когда она проснулась – зловещее ощущение, какое бывает у человека, очнувшегося после дурного сна. И вместо того чтобы угаснуть с течением времени, оно лишь усиливалось и указывало на Блу, на Фокс-Вэй, на подползающую тьму, которая напоминала обморок.

А еще у Моры болел глаз.

Она занималась своим делом достаточно долго и знала, что это нормально. Просто у какого-то другого человека на каком-то отрезке времени болел глаз, а Мора просто поймала ту же волну. Это раздражало ее, но не требовало действий. А вот предчувствие – требовало. Проблема с разгадыванием дурных ощущений заключается в том, что всегда трудно понять, стремишься ли ты в направлении проблемы, чтобы разрешить ее или чтобы создать. Было бы гораздо проще, будь их по-прежнему трое. Обычно Мора начинала проект, Калла придавала ему осязаемую форму, а Персефона запускала в эфир. Когда остались только двое, всё шло не так, как раньше.

– Еще круг, – велела Мора мистеру Грею.

Она чувствовала, как он раздумывал, сидя за рулем. Поэзия и герои, романтика и смерть. Какие-то стихи про феникса. Мистер Грей был худшим решением в ее жизни, но Мора упорно принимала его раз за разом.

– Ты не возражаешь, если я поговорю? – спросил он. – Тебе это не помешает?

– Мне всё равно не везет. Так что валяй. О чем ты думаешь? О птицах, восстающих из пепла?

Он посмотрел на нее и оценивающе кивнул. Мора хитро улыбнулась. Это был всего-навсего салонный трюк, самое легкое из того, что она умела – выхватить случайную мысль из незащищенного сочувствующего ума. Но всё равно было приятно, что ее оценили.