Ганси и Адам начали одновременно поднимать руки и так же быстро опустили их. Да, они знали его. Нет, они его не знали. Живой Ной учился здесь до того, как они оба поступили в Агленби. Мертвый Ной был феноменом, а не знакомым.
– Значит, вы кое-чего лишились, – продолжала Адель. – Моя мама всегда говорила, что Ной был просто бомбой. Иными словами, он постоянно получал штрафы за превышение скорости, запрыгивал на стол на семейных праздниках и всё такое. И вечно что-нибудь выдумывал. Ной был невероятно энергичным.
Адам и Ганси переглянулись. Они всегда подозревали, что Ной, с которым они общались, не был настоящим Ноем. И теперь оба с грустью осознали, сколько… «ноизма» тот утратил, умерев. Невозможно было не гадать, каким стал бы Ной, если бы остался жив.
– Я приехала к вам сюда, потому что вообще-то была первой, кому он рассказал про День Ворона. Однажды вечером он позвал меня – кажется, ему было четырнадцать – и сказал, что видел сон про воронов, которые сражались друг с другом. Ной сказал – они все были разного цвета, размера, формы, а он стоял в самой середине, так что все они кружились вокруг него. – Адель Черни помахала вокруг себя руками; у нее были руки Ноя, локти Ноя. – И он сказал: «Это может быть классный художественный проект для школы». И я ответила: «Если каждый человек в школе сделает по одному ворону, наверное, их тебе будет достаточно».
Ганси почувствовал, как у него встают дыбом волоски на руках.
– И вот они летают и кружатся, и нет ничего, кроме воронов, ничего, кроме снов вокруг, – сказала Адель, хотя Ганси сомневался, что это были ее слова; может быть, ему послышалось, и на самом деле он смутно припоминал что-то из того, что было сказано раньше. – В любом случае я знаю, что Ною понравилась бы эта традиция в том виде, какой она обрела в наши дни. Так что… спасибо, что помните его безумную мечту.
Она сошла со сцены. Адам прикрыл глаза рукой. Послышались сдержанные двойные хлопки (учеников Агленби просили обходиться без бурных аплодисментов).
– Летите, вороны! – сказал Чайлд.
Это был сигнал для Ганси и Адама открыть двери. Ученики бросились наружу. В зал хлынули свет и влажный воздух.
Директор Чайлд подошел к дверям. Он пожал руку сначала Ганси, потом Адаму.
– Спасибо за помощь, джентльмены. Мистер Ганси, я сомневался, что ваша мать сможет организовать мероприятие по сбору средств и составить список гостей к выходным, но уже практически всё готово. Обещаю ей свой голос в предвыборной гонке.
Они с Ганси обменялись товарищескими улыбками, которые проистекают из совместного подписания юридических бумаг. Эпизод был бы приятным, если бы он здесь и закончился, но Чайлд задержался – он стоял и беседовал с Ганси и Адамом, двумя светилами Агленби, лучшим и умнейшим соответственно. За семь невыносимых минут они поговорили о погоде, о планах на День благодарения, поделились впечатлениями от исторического музея в Вильямсбурге, а потом наконец, измученные, разошлись, когда появились младшеклассники со своими воинами-воронами.
– Господи, помилуй, – сказал Ганси, переводя дух.
– Я думал, он никогда не уйдет, – добавил Адам.
Он потрогал левое веко и прищурил глаз, а потом бросил взгляд за плечо Ганси.
– Если… ох. Сейчас вернусь. Кажется, мне что-то попало в глаз.
Он ушел, а Ганси погрузился в День Ворона. Он стоял у подножия лестницы, где ученикам раздавали воронов. Птицы были сделаны из бумаги, алюминиевой фольги, дерева, папье-маше и латуни. Одни летали, снабженные животами из гелиевых воздушных шаров. Другие скользили в воздухе. Третьи покачивались на многочисленных подпорках (отдельные палочки управляли крыльями).
Это сделал Ной. Это придумал Ной.
– Птичка капнула, – сказал младшеклассник, вручая Ганси дурацкого черного ворона, сделанного из газеты на деревянном каркасе.
Ганси шагнул в толпу. Толпу Ноя. В идеальном мире Ной произносил бы речь на десятилетней годовщине праздника…
На уровне глаз мелькали сплошь палки, руки, белые рубашки, веревочки и прочие механизмы. Но если прищуриться и посмотреть в необыкновенно яркое небо, палки и люди исчезали – всё пространство наполняли только вороны. Они ныряли и нападали, опускались и поднимались, хлопали крыльями и кружили.
Было очень жарко.
Ганси почувствовал, как время поехало. Слегка. Просто это зрелище странным образом напоминало нечто из совсем другой жизни – его настоящей жизни; эти птицы были двоюродными братьями грез Ронана. Казалось несправедливым, что Ной умер, а Ганси нет. Ной жил, когда его убили. А Ганси тянул время.
– Какие правила у сражения? – спросил он через плечо.
– На войне нет правил, кроме одного – остаться в живых.
Ганси повернулся; рядом захлопали крылья. Его сплошь окружали плечи и спины. Он не знал, кто ему ответил, и даже, не встретив обращенного к себе лица, усомнился, что ответ вообще был.
Время взывало к его душе.