Когда он взял в руки планшет с инвентарной ведомостью, мысли о Кэйбсуотере снова принялись изводить его, напоминая, что ему все еще нужно расследовать происхождение того почерневшего дерева. Пока он подписывал ведомость, на него навалились мысли о школе, напоминая, что ему нужно сдать трехстраничный реферат об экономике тридцатых годов. Он забрался в машину, и стартер взвыл, напоминая, что ему нужно осмотреть его, прежде чем тот окончательно сломается.
У него не было времени на сновиденную оборванку Ронана; ему хватало собственных проблем.
Но он не мог выбросить мысли о ней из своей головы.
Он сосредоточился, пока его пальцы танцевали по рулевому колесу. Прошло мгновение, прежде чем он понял, что происходит, хоть этот феномен находился прямо у него перед глазами. Его рука метнулась через руль, ощупывая край, проверяя жесткость набивки.
Адам не приказывал своей руке шевелиться.
Он сжал ее в кулак и оттянул от руля. Перехватил запястье другой рукой.
Но Кэйбсуотер, кажется, присутствовал внутри него ровно в том же объеме, что и всегда – кроме случаев, когда пытался привлечь его внимание. Адам принялся внимательно рассматривать ладонь в бледном свете уличного фонаря, сбитый с толку видом собственных пальцев, суетливо дергавшихся, будто лапки насекомого, без какой-либо привязки к его мозгу. Теперь, глядя на свою обыкновенную руку с въевшимися в кожу крошечными металлическими опилками и пылью, он решил, что ему это показалось. Может быть, это Кэйбсуотер послал ему видение.
Он неохотно вспомнил формулировку своей сделки с лесом:
Он снова опустил руку на середину руля. Она спокойно лежала на поверхности, такая странная и чужая, с этой полоской бледной кожи, оставшейся от его наручных часов. Рука не шевелилась.
В его мыслях распустилась сонная листва. Ночной лес, холодный и медлительный. Его рука оставалась лежать там, куда он положил ее. Но сердце в груди мучительно покрывалось мурашками, как и его пальцы, двигавшиеся сами по себе.
Он не был уверен, что это случилось на самом деле.
––––
На фабрике Монмут Ронан Линч видел сон.
Этот сон был воспоминанием. Утопающий в роскошной зелени летний Барнс, кишащий насекомыми и наполненный влагой. Из спринклера, спрятанного в траве, брызгал фонтанчик. Мэтью в одних плавках раз за разом прыгал сквозь него. Юный. Пухленький. Светлые, выгоревшие на солнце кудри. Он раскатисто, заразительно смеялся. Мгновение спустя в него врезался второй мальчик и без зазрений совести свалил его на землю. Мальчишки покатились по мокрой траве, прилипавшей к их телам.
Второй мальчик поднялся. Он был выше ростом, гибкий как змея, хладнокровный. Его длинные волосы темными завитками скрывали уши, доставая почти до подбородка.
Это был Ронан, версия «до».
Здесь был и третий мальчик, аккуратно перепрыгивавший спринклер.
«
«
Ронан-версия «до» рассматривал Ронана-версию «после».
Он ощутил то мгновение, когда понял, что видит сон – электронный бит из наушников дребезжал у него в ушах – и уже знал, что может заставить себя проснуться. Но это воспоминание, это идеальное воспоминание… он стал тем Ронаном-версией-«до», или же Ронан-версия-«до» стала Ронаном-версией-«после».
Солнце светило все ярче. И ярче.
И ярче.
Раскаленный добела электрический глаз. Мир иссушался, становясь одним лишь светом или тенью, третьего не дано. Гэнси прикрыл глаза. Из дома кто-то вышел.
Деклан. Держит что-то в руке. Черное в этом агрессивном, кричащем свете.
Маска.
Круглые прорези под глаза, распяленный в улыбке рот.
Ронан помнил об этой маске только омерзение. Что-то в ней внушало ужас, но он не мог вспомнить, что именно. Все мысли выжигал этот отработанный радиоактивный остаток воспоминания.
Старший из братьев Линч устремился к ним; мокрая трава хлюпала под его туфлями.
Сон содрогнулся.
Деклан ускорил шаг и припустил прямиком к Мэтью.
– Сиротка! – вскрикнул Ронан, вскакивая на ноги. – Кэйбсуотер!
Сон содрогнулся во второй раз. Призрачный лес незримым отпечатком лег поверх него, будто наложенный кадр в фильме.
Ронан ринулся вперед по умирающей белесой траве.
Деклан первым добежал до Мэтью. Самый младший Линч задрал голову, доверчиво глядя на него, и именно в этом заключался кошмар.
«
Это и был кошмар.