Король в жёлтом

Обо всем этом она рассказывала мне с наивной серьезностью, присущей лишь детям. Она с легкостью произнесла мое имя и уверила в том, что, если меня зовут Филипп, то во мне течет французская кровь. Она не проявляла ни малейшего желания узнать что-либо о внешнем мире, и я подумал, что россказни няньки лишили ее всякого интереса к чужим землям.

Мы все еще сидели за столом. Она бросала виноград мелким полевым птицам, что бесстрашно подлетали к нашим ногам. Я заикнулся было об уходе, но она и слышать об этом не хотела, и не успел я опомниться, как дал обещание остаться на неделю, чтобы поохотиться с соколом и гончими. Я также получил дозволение приезжать к ней из Карселеца и навещать ее после моего ухода.

– Не знаю, что буду делать, если вы не вернетесь, – невинно сказала она, и я, понимая, что нельзя пробуждать ее внезапным признанием в любви, сидел молча, едва осмеливаясь дышать.

– Вы часто будете приезжать? – спросила она.

– Очень! – ответил я.

– Каждый день?

– Каждый день.

– О, я так счастлива! Приезжайте посмотреть на моих соколов!

Она встала, вновь взяла меня за руку с детской непосредственной властностью, и мы пошли через фруктовый сад к лужайке у ручья. Тамиз травы виднелись пятнадцать-двадцать пней, и на каждом, кроме двух, сидело по соколу. Птицы были привязаны к насесту ремнями, а те в свою очередь крепились стальными замками прямо на когтистых лапах. Струи чистой родниковой воды протекали извилистым потоком мимо каждой птицы.

Соколы подняли крик, когда появилась девушка. Она переходила от одного к другому, лаская, поднимая на запястье или наклоняясь, чтобы поправить ремень.

– Разве они не милые? – спросила она. – Вот этот – сапсан. Мы называем его беспородным, потому что он умеет хватать добычу только во время открытой погони. Это голубой сокол. В соколиной охоте его называют благородным, потому что он поднимается высоко над долиной и, кружась, падает на добычу. Это северный кречет, тоже благородный. Это дербник, а это терселет – с ним охотятся на цаплю.

Я спросил, как она выучила старинный язык соколиной охоты. Этого она не помнила, но предположила, что, должно быть, отец научил ее, когда она была совсем маленькой.

Потом она отвела меня к соколиному гнезду.

– В соколиной охоте птенцов называют гнездари, – пояснила она. – Молодики – это те, кто готов покинуть гнездо и могут перепрыгивать с ветки на ветку. Птица, которая еще не вылиняла, называется слетком. Сокол, вылинявший в неволе, – это вешняк. Птица, которую поймали уже после линьки, называют старой. Рауль научил меня наряжать сокола. Хотите, покажу, как это делается?

Она уселась на берегу ручья среди птиц, а я бросился к ее ногам, весь внимание.

Исская дева подняла розовый пальчик и серьезно начала:

– Сначала нужно поймать сокола.

– Я попался, – ответил я.

Она очень мило рассмеялась и сказала, что меня будет несложно учить, так как я слишком доверчив.

– Просто я уже приручен, пойман и привязан.

Она радостно засмеялась.

– О мой храбрый сокол, так ты вернешься на мой зов?

– Я ваш, – серьезно ответил я.

Румянец залил ее щеки, и она вновь подняла пальчик:

– Так слушайся же графиню Жанну д’Ис.

Она погрузилась в задумчивость, глаза ее неотрывно следили за летними облаками.

– Филипп, – произнесла она наконец.

– Жанна, – прошептал я.

– Вот и все. Филипп и Жанна.

Она протянула мне руку, и я коснулся ее губами.

– Добейтесь меня, – сказала она, и на этот раз тело и душа говорили в унисон. После неловкого молчания она добавила: – Давайте лучше поговорим о соколиной охоте.

– Начинайте, – предложил я. – Итак, вы поймали сокола…

Жанна д’Ис взяла меня за руку и рассказала, как с бесконечным терпением молодого сокола приучают садиться на запястье, как мало-помалу он привыкает к звенящим колокольцам и к ремешкам на лапах.

– Сначала их кормят досыта, – рассказывала она. – Потом постепенно уменьшают корм, который в соколиной охоте называют паштетом. По прошествии многих дней эти птицы привыкают слетать на запястье за пищей. Паштет привязывают к концу веревки, или леурра, и учат птицу подлетать, как только ловчий начинает крутить леурр над головой. Сначала я роняю паштет, и когда подлетает сокол, он находит пищу на земле. Через некоторое время он учится хватать ее в движении, когда леурр крутят над головой или тянут к себе. После этого сокола легко научить нападать на дичь, ведь она уже почувствовала вкус к охоте.

Раздался пронзительный крик одного из соколов, и Жанна встала, чтобы поправить ремешок, но птица все еще хлопала крыльями и клекотала.

– Осторожно, Филипп!

Я огляделся и сначала не увидел ничего, что вызывало у птицы беспокойство. Теперь уже все соколы присоединились к ней. Затем взгляд мой упал на плоский камень у ручья, с которого вскочила девушка. Серая змея медленно ползла по валуну, и глаза ее сверкали на плоской треугольной голове, как капли воды.

– Змея…

– Ведь она не ядовита? – спросил я.

Девушка указала на черное v-образное пятно:

– Это верная смерть, гадюка.