Король в желтом

– Здесь шумновато, – сказал Клиффорд, – но вы полюбите этих парней, когда познакомитесь с ними поближе.

Его невозмутимость привела Селби в восторг. Затем с пленительной простотой Клиффорд познакомил молодого человека с полудюжиной студентов, прибывших с разных концов света. Одни приветливо здоровались, другие вежливо кивали ему. Даже недосягаемый в своем величии Massier[77] благосклонно поклонился и сказал:

– Мой друг, человек, который так прекрасно говорит по-французски и к тому же знакомый мсье Клиффорда, всегда будет хорошо принят в этой мастерской. Но учтите, пока не появится следующий новичок, вы будете предметом повышенного внимания.

– Да, я понимаю!

– Вы же не против?

– Нет, конечно, – ответил Селби, который ненавидел всеобщее внимание.

Клиффорд, забавляясь, надел шляпу и сказал:

– Что ж, придется потерпеть, особенно поначалу.

Селби надел свою шляпу и последовал за ним к двери. Когда они проходили мимо подиума, раздался девичий крик:

– А с нами познакомиться?

Один из студентов вскочил из-за мольберта и преградил путь покрасневшему Селби. Тот с недоумением взглянул на Клиффорда.

– Поприветствуй девушек, сними шляпу! – посмеивался тот.

Смущенный молодой человек повернулся к моделям и поклонился им.

– А как же я? – воскликнула незамеченная им натурщица.

– А вы очаровательны, – ответил Селби, пораженный собственной дерзостью.

И тут же вся мастерская, как один человек, одобрительно загудела: «Наш человек!» Натурщица со смехом послала ему воздушный поцелуй и сказала:

– À demain beau jeune homme![78]

Всю следующую неделю Селби спокойно работал в мастерской. Сначала французские студенты прозвали его L’Enfant Prodigue[79], а потом начали множиться варианты прозвища – блудный сынок, сынок Селби и Сынби. Затем фантазия присутствующих потекла дальше, из Сынби его окрестили в Сырби, но когда кое-кто принялся называть его Сладкий Сырби, Клиффорд это решительно пресек. И в конце концов студия вернулась к Сынку.

Наступила среда, и явился профессор Буланже[80]. В течение трех часов студенты корчились от его едкого сарказма, в том числе и Клиффорд, которому было объявлено, что он знает об искусстве еще меньше, чем искусство знает о нем[81]. Селби повезло больше[82]. Профессор молча осмотрел его рисунок, пристально взглянул на студента и с неопределенным жестом двинулся дальше. А вскоре он удалился из студии под руку с Бугро[83], к великому облегчению Клиффорда, который до его ухода никак не мог улизнуть.

На следующий день Клиффорд вообще не пришел. Селби по своей наивности рассчитывал встретиться с ним в академии, но не дождался и отправился в Латинский квартал один. Париж все еще был для него чужим и новым. Его смутно волновало великолепие города, но, впрочем, ни площадь Шатле, ни Нотр-Дам-де-Пари еще не бередили в его американской душе никаких воспоминаний. Дворец Правосудия с его часами, башенками и часовыми в сине-красной форме, площадь Сен-Мишель, наполненная омнибусами, уродливыми грифонами, которые, как всегда, плевались водой, бульвар Сен-Мишель, гудки трамваев, слоняющиеся парами полицейские, заставленная столиками терраса кафе «Вакетт» – все это еще было для Селби ничем.

Он даже не знал, что, пересекая границу каменной мостовой площади Сен-Мишель и ступив на тротуар бульвара Сен-Мишель, он вступает в студенческие угодья Латинского квартала. Извозчик принял его за буржуа и попытался соблазнить преимуществами конной прогулки перед пешей. Какой-то уличный мальчишка сначала с видом величайшей озабоченности размахивал перед ним газетой с последними новостями из Лондона, а потом показал, как умеет стоять на голове, и предложил посоревноваться в этом искусстве. Хорошенькая девушка метнула на него заинтересованный взгляд своих фиалковых глаз. Селби этого даже не заметил, и девушка, поймав свое отражение в витрине, удивилась тому, как пылают ее щеки. Двинувшись дальше, она столкнулась с Фоксхоллом Клиффордом и поспешила прочь. Клиффорд с открытым ртом проследил глазами за красавицей, а затем посмотрел вслед Селби – тот уже сворачивал на бульвар Сен-Жермен, направляясь к Сене. Тогда Клиффорд остановился и придирчиво осмотрел в витрине свое отражение.

– Я не красавец, – задумчиво произнес он, – но не такой уж и урод. С чего это она так покраснела при взгляде на Селби? В первый раз вижу, чтобы она так смотрела на кого-нибудь в Латинском квартале. На меня, во всяком случае, она никогда так не смотрела, хотя, видит бог, я сделал для этого все, что мог.

Он вздохнул, утешая себя тем, что (во всяком случае, в этот раз) спас свою бессмертную душу от погружения в пучины смертных грехов, и беспечной походкой поспешил вслед за Селби. Вскоре он без труда нагнал приятеля, они вместе пересекли залитый солнцем бульвар и уселись под навесом кафе «Дю Серкль». Клиффорд небрежно кивнул всем сидящим на террасе и сказал:

– Потом познакомишься с остальными, а пока позволь представить тебя двум истинным украшениям Парижа – мистеру Ричарду Эллиоту и мистеру Стэнли Роудену.

«Украшения» смотрели вполне благосклонно, и знакомство состоялось.