Король в Несвиже

Лошадям нужно было уступать, потому что летели как безумные, одетые в бубенцы, в ленты, в кружочки, даже в цветы, а так кокетливо друг с другом соперничали, такими были гордыми, такими уверенными в себе, словно этот городской свет принадлежал им.

Мальчик заметил, что в действительности лошади играли тут необычную роль, что были обласканные и откормленные, а некоторые из них гораздо пышней были одеты, чем многие бедные люди – он сделал про себя вывод, что для него стократ было бы лучше родиться конём – и вздохнул.

Потом почувствовал, что его что-то кольнуло в плечо.

Обернулся и увидел за собой страшную несчастную клячу, впряжённую в бочку. Этот конь стоял с опущенной головой и, казалось, улыбается мальчику, мысли которого, видимо, отгадал.

– Смотри же на меня, – сказал ему инвалид, который имел одну кривую ногу и ужасно на неё ковылял. – Был и я некогда фаворитом, ухоженным, бегуном, откормленным и обласканным; накрывали меня сёдлами, я ел из мраморного желоба, но когда сломал ногу и стал калекой, всё это кончилось. Милостивый пан хотел мне поначалу в голову выстрелить, кто-то меня выпросил, и продали, подлеченного, еврею, который воду возит.

– Дитя моё, – прибавил седой водовоз, – на свете ничего нет даром, на всё нужно работать, всё нужно добыть, а на милосердие и сердце рассчитывать меньше всего… Из милосердия стреляют в голову, чтобы им своим мучением не делал неприятности. Те, что сейчас ходят под сёдлами, окончат, как я, в еврейском возе, если их болезни с этого света в лучший не отправят…

Мальчик внимательно слушал, когда тут же в нескольких шагах, заметил нагруженную телегу, запряжённую маленьким осликом. Владелец телеги и ослика безжалостно бил палкой длинноухого, который, не обращая на это внимания, стоял на месте и, казалось, только немного скучает от этого невежливого налегания на спину.

– Чего он так тебя лупит? – спросил мальчик осла.

– Потому что глупец, – отвечал важно осёл, – но у меня шкура твёрдая и я учился философии в Падуе; совсем не обращаю на это внимания. Не потяну тяжесть через силу. Парень измучается, или груз облегчит, или другого допряжёт. Заметь только, как терпеливо переношу, думая о чём-то другом. Ничего мне не сделает… Бока будут немного болеть, но не разорвусь… Если бы я только потерял терпение, тогда должен был бы потащиться и сдохнуть. Я принадлежу к стоикам… человек измучается, а я поставлю на своём – ещё его, может, якобы случайно, угощу задними ногами, когда приблизится… Я немного голоден, – добавил он, – и рад бы вернуться домой, но тяжесть сверх силы… предпочитаю претерпеть…

Говоря это, осёл зевнул, обернулся; хлоп, ругаясь, сломав палку, начал сам толкать воз – поехали.

– В конце концов, – сказал мальчик в душе, – здесь нужно думать о себе самому и иметь твёрдую шкуру.

Эту мораль вытянув из осла, припомнил себе, что имеет песок в сумке, который принёс в город; но как тут его продать? Есть также начинало хотеться.

Затем другой, почти такой же потрёпанный, как он, мальчик, обошёл его, восклицая: «Белый песок, белый песок!» Наш путешественник держал свою торебку, молчащий. Затем приблизилась женщина к первому торговцу песком и начала торговаться. Он получил за свою торебку пол-золотого.

Узнав цены, и он также начал восклицать: «Белый песок!» Но никто както на его возглас внимая не обращал. Прошёл, поэтому, немного дальше. Немолодая женщина с ребёнком на руках заступила ему дорогу и милосердно поглядела на него.

– Что хочешь за этот песок? – спросила она.

– Я видел, – сказал хлопец боязливо, – что за меньший мешочек заплатили пол-золотого.

– А ты откуда? Или не знаешь цены?

– Нет, я только первый раз приплёлся в город.

– Кто же ты?

– Сирота…

Женщина прижала к груди ребёнка, которого держала на руках, в её глазах заискрились слёзы, достала из кармана две десятки и велела высыпать песок в сени усадьбы. Мальчик сделал это очень ловко, сложил кучки и поцеловал ей руку.

– Смотри же, – сказала женщина, – не испорть гроша… благословит тебя Бог, бедолага.

Найдя немного сострадания в человеческом сердце, мальчик удивился, но подумал, что на этом свете у людей как-то лучше должно быть, чем у животных. Тогда смелей он вошёл в сени. На пороге заметил мальчика, который только что продавал песок, и с любопытством смотрел на него. Деревенский мальчик имел страшную мину сорви-головы, был похож на оборванного и задымлённого городского воробья.

– А что ты заработал? Гм? Две десятки? – спросил его мальчик. – Глупая баба, тебе так дорого заплатили, потому что ты имеешь бедное выражение лица. Хочешь со мной поиграть?

– Как это – поиграть?

– У меня также две десятки, испробуем счастье, бросим вверх. Если десятка упадёт на литеры, то твоя; если на орла, то моя. Будешь иметь четыре десятки заместо одной.

– А если проиграю? – сказал мальчик.

– Тогда не будешь иметь ни одной, – смеясь, ответил другой.

– А на что же я буду играть и также твою отобрать?