Король Треф

Я снова посмотрел на Наташу, и, видимо, в моем мутном взгляде было полное непонимание ситуации, потому что она, снова оглянувшись на дверь ванной, оттянула широкий ворот темно-синей мешковатой футболки. Над ее правой грудью красовались два шрама от пулевых ранений. Потом она оттянула футболку еще ниже, и ее грудь выскочила на свободу. Наташа потеребила пальцем бодро торчавший коричневый сосок и подмигнула мне.

Ну, блин, сука бессмертная, подумал я, у тебя и здесь одно на уме. Хоть бы тебя затрахал кто-нибудь до смерти, дырка ненасытная!

Она отпустила оттянутый ворот футболки, и грудь исчезла.

Она снова посмотрела в сторону ванной, где находился кто-то, пока что мне не известный, и быстро зашептала:

— Мы вместе. Но я опять на крюке. И должна делать то, что мне говорят. И нам, понимаешь — нам с тобой, — необходимо что-то придумать. Просто грохнуть его и уйти — нельзя. Надо сделать умнее. Пока я не знаю, что именно, но нужно думать. И быстро, а то может оказаться слишком поздно.

Я открыл рот, чтобы спросить, кто это там в душе, но в это время шум воды прекратился и Наташа снова откинулась в кресло, уткнувшись в журнал. Закрыв глаза, я стал думать, как она и посоветовала. К этому времени пустота и темнота в моей голове исчезли, и я начал вспоминать, что же было вчера.

Риппербан с его красными фонарями и торчащими в витринах голыми телками — помню. Бар, в котором какая-то грудастая красотка извивалась вокруг никелированного стержня, — помню. Как наливался шнапсом, держа на коленях двух сговорчивых сосок, — помню. А дальше — ничего. Вообще ничего. Как стерто.

И сразу — это пробуждение, Наташа в кресле и неизвестно кто в душе. И мои руки и ноги, привязанные к кровати. Да-а, дела…

Я услышал, как открылась дверь ванной и из нее кто-то вышел. Потоптавшись там, этот человек вышел на середину комнаты и спросил: — Ну, как он тут, еще не очухался?

Его голос показался мне настолько знакомым, что, решив не притворяться более спящим, я открыл глаза.

Мать твою, час от часу не легче!

Санек!

Тот самый Санек, с которым мы ехали в вонючем вагоне, а потом шли до самой ижменской зоны! Арцыбашевская шестерка!

Теперь для полного кайфа не хватало еще, чтобы появился живой и здоровый Арцыбашев! В моей голове мелькнули бредовые мысли о чудесах клонирования, но это было бы уже слишком, и я отбросил их как явно нелепые. Хотя, чем черт не шутит…

Увидев, что я открыл глаза, Санек улыбнулся и сказал:

— Ну, вот мы и встретились, Знахарь!

Я промолчал, потому что сказать было нечего.

— Неужели ты не рад встрече? Я, например, очень рад.

Разлепив губы, я сглотнул и проскрипел:

— То, что ты рад, — это понятно. Ты уже, наверное, дырку для ордена в мундире провертел. А скажи-ка, Санек, мне гадить прямо в постель или как? Если я насру на простыню, тебе ведь убирать придется. Или ее заставишь?

И я кивнул непослушной головой в сторону Наташи.

Он перестал улыбаться и, подумав, сказал:

— Да, конечно, в постель — оно не годится. Сейчас я тебя отвяжу и ты тихонечко и аккуратненько, без лишних движений, пройдешь в ванную и сделаешь там все, что нужно. А если дернешься, я сделаю в тебе дырку.

И он, открыв стенной шкаф, достал оттуда сбрую с кобурой и вынул из нее «Люгер». Передернув затвор, он отошел к стене и, наведя ствол на меня, приказал Наташе:

— Освободи его.

Она откинула одеяло и начала отстегивать пряжки на капроновых ремнях, а я, удивляясь тому, что мои руки и ноги почти потеряли чувствительность, сказал:

— Хрен ты сделаешь во мне дырку. Расскажи это своей бабушке. Если ты меня пристрелишь, твое начальство разорвет тебе жопу аж до самого затылка, потому что я нужен вам только живой. И ты останешься без вкусной косточки, на которую рассчитываешь. Не считай меня идиотом.

Он сузил глаза и, не переставая держать меня на мушке, сказал:

— Ну а самому-то что — все равно, жить или умереть?

— А ты попробуй жить так, как я, а потом скажешь, понравится тебе такая жизнь или нет, — парировал я и, поскольку Наташа закончила с ремнями, попытался встать.

Ноги подогнулись, меня повело в сторону, и я больно врезался головой в стену. Да, это не было похоже на простое похмелье. Что-то тут было не так.

Я оперся дрожащими руками о стену и с трудом выпрямился.

Меня качало, а в ушах свистел ветер.

Санек, насторожившись, продолжал целиться в меня.

Наконец в голове прояснилось, и, оттолкнувшись от стены, я встал прямо и глубоко вздохнул.

Посмотрев вниз, я увидел, что на мне были только большие цветастые трусы, которые я вчера купил в «Карштадте». Переведя взгляд на свою правую руку, я увидел на локтевом сгибе след от укола.

Понятно, подумал я, а Санек, который следил за каждым моим движением, усмехнулся и сказал:

— А ты как думал? Сам понимаешь, специфика работы.

Я ничего не сказал и медленно побрел в сторону ванной.

Войдя в нее, я машинально стал закрывать за собой дверь, но Санек неприятным резким голосом произнес:

— Дверь не закрывать.

Я пожал плечами и, спустив трусы, уселся на унитаз.

Наташа отвернулась и стала разглядывать висевшую на стене туристскую карту Гамбурга.