Удивительный путь я проделал, чтобы в конце оказаться закупоренным в пещере, похороненным заживо на одной из горных вершин. Из Высокого Замка — на дороги, с дорог — на трон Ренара, долгие, больше года, странствия по империи, пока наконец Высокогорье вновь не призвало меня. И здесь, в Высокогорье, нахожу вознаграждение, приносящее меньше удовлетворения, чем охота, — становлюсь взрослым мужчиной, восседающим на троне, который ломает голову над мирскими заботами: как избежать чумы и голода, набирать рекрутов и обучить их; наращивает хозяйство, как воин наращивает стальные мышцы рутинными тренировками. И все ради чего? Чтобы предсказанный гадалками император растоптал все это своими сапогами по дороге к Золотым Воротам?
Я закрыл глаза и прислушался к своим болям, впервые давшими о себе знать за сегодняшний день бракосочетания с Мианой. Тяжесть пережитого за день навалилась, выдавливая из меня слова.
— Люди погибли на этом склоне только потому, что я долго разговаривал с Коддином, — сказал я. — Люди Ренара и Анкрата.
— Да, — Макин поднял голову.
— Ну вот, и мы умираем в пещере, как Коддин. Хочешь облегчить душу, сэр Макин? Или нам нужны еще более критические обстоятельства и еще меньше времени?
— Нет, — Макин посмотрел на меня. Лицо скрывала тень, свет фонаря освещал только скулы и кончик носа. — Йорг, эти люди сделали выбор служить тебе. Они бы в любом случае погибли.
— Почему ты служишь мне? Какова твоя причина? — спросил я.
Я не столько видел, сколько слышал, как он облизнул губу, прежде чем ответить.
— В мире, Йорг, нет однозначных ответов. У каждого вопроса так много сторон и нюансов. Слишком много. Все завязано в узел. Но ты упрощаешь вопросы, и тогда можно найти хоть какие-то объяснения. Но большинство людей не такие, как ты. Возможно, я бы и смог найти способ вернуть тебя твоему отцу до того, как ты вернулся к нему сам. Но я хотел увидеть, как ты сделаешь обещанное. Я хотел убедиться, действительно ли ты сумеешь выиграть.
— Это казалось так просто — ненавидеть графа Ренара, — сказал я.
— Ты был… — Макин улыбнулся, — помешан на этом.
— Я был слишком юн. Я с трудом узнаю себя в том мальчишке.
— Ты не сильно от него отличаешься, — сказал Макин.
Снег над входом в пещеру стал более прозрачным, через образовавшееся маленькое отверстие в темноту проник дневной свет.
— Я был поглощен самим собой, своими желаниями. Остальное для меня просто не существовало. Ни моя собственная жизнь, ни жизнь других людей для меня ничего не значили. Все это казалось ценой, которую я должен был заплатить. Все это стоило того, чтобы сделать ставку на ничтожные шансы и выиграть.
Макин хмыкнул.
— Существует одно место, которое посещает каждый на своем пути от ребенка к мужчине. Ты просто перенял образ жизни местных.
Я потянулся к сумке на бедре и скользнул пальцами по шкатулке.
— Мне есть о чем… сожалеть.
— Мы все о чем-нибудь сожалеем, — Макин, не отрывая глаз, следил за копавшими дозорными. Поток света, проникавший в пещеру, делался все шире.
— Мне жаль, что в Геллете… Мой отец счел бы меня слабым. Но сейчас… я бы нашел иной способ.
— Иного способа не было, — покачал головой Макин. — Даже тот, что ты избрал, был невозможен.
— Расскажи мне о своем ребенке, — попросил я. — Это была девочка?
— Церис, — Макин с нежностью произнес имя, моргая, — дневной свет пробрался вглубь пещеры. — Сейчас она была бы старше тебя, Йорг. Ей было три, когда ее убили.
Уже было видно небо, голубой круг к востоку от снежных облаков.
— Я следую за тобой, потому что я устал от войны, — сказал Макин. — Хочу увидеть, когда она завершится. Хочу увидеть одну империю, а не ее осколки. Один закон для всех. Не важно, как и кто, главное — объединение и прекращение этого безумия.
— Вот оно что, настоящая преданность! — Я оттолкнулся от стены, встал и потянулся. — Разве принц Стрелы не станет самым лучшим императором? — Я направился к выходу.
— Не думаю, что он сможет победить, — сказал Макин и последовал за мной.