Король шутов

Савуази, подгоняемый королем, в свою очередь пришпорил коня, но сержанты, которые не знали ни короля, ни его шамбеллана, били по ним своими палками, и король получил несколько здоровых тумаков, а вечером при дворе об этом узнали и стали смеяться, и король сам тоже смеялся. Карл VI пожелал, чтобы живописец воспроизвел кистью эту сцену, позабавившую его, хотя он и был побит. Замок де Боте собственно принадлежал королеве. Позднее, она подарила его герцогу Орлеанскому, не подозревая, конечно, что он предназначит его для своих любовных похождений, а ради них он и велел вырыть вышеупомянутый подземный ход.

В минуту, когда мы начинаем прерванный рассказ, в этой самой зале, называемой Рыцарской, лежала на диване молодая женщина. Она спала, но сон ее был беспокойный: какие-то лихорадочные грезы волновали ее. Иногда она как будто просыпалась, вскакивала с места, а минуту спустя опять падала и засыпала тревожным сном. Вдруг картина, изображавшая въезд Изабеллы, которой замаскирована была потайная дверь, повернулась сама собой и пропустила какой-то воздушный образ. Картина опять стала на место и совершенно прикрыла своей рамой отверстие, произведя этим не больше шуму, чем бабочка, когда она целует розу.

В зале стояло прелестное существо, стройное, гибкое и грациозное, как эльф. Волосы странного белокурого оттенка, иногда, при бледном свете огня, чарующе отливали огнем и золотом. Матово-бледная кожа была так прозрачна, что тончайшие жилки сквозили через нее голубой прозрачной сеткой. Это была точно поверхность лазури и алебастра, которую не бороздила ни одна морщинка, не пестрило ни малейшее облачко; бархатистые щечки не пострадали от скорой ходьбы через поле и только ускоренно бьющееся сердце и волнующаяся грудь говорили об усталости: руки поражали своей белизной. Женщина эта являла собой торжество всемогущего резца, шедевр божественного художника, глаза Маргариты де Гено, герцогини Неверской – это была она – казались шедевром этого шедевра.

Представьте себе длинные, выгнутые ресницы, опускающиеся над бархатом и огнем. В этих глазах выражалась непередаваемая смесь чистоты и страстности, что так редко встречается. Когда эти глаза освещались улыбкой, они бросали молнии чувства и удовольствия. Рот был прекрасно очерчен, розовые, свежие, немного чувственные губы выказывали два ряда белых ровных жемчужин, таких белых и правильных, что даже хотелось, чтобы они укусили вас до крови. Что касается рук, то это были такие ручки, что герцог Орлеанский становился на колени, чтобы целовать их. Такова была телесная оболочка души не менее прекрасной, не менее любящей, чем душа языческой Венеры.

Эта женщина была бы превосходной женой и матерью, если бы насмешка судьбы не дала ей в мужья Иоанна Неверского, а в любовники герцога Орлеанского.

Передохнув минуту после быстрой ходьбы из монастыря св. Сатурнина до замка де Боте, она прошептала вполголоса:

– Наконец-то я добралась без приключений.

Она ощупью дошла до стула, на который почти упала, и задумалась.

Любовь была для нее главной, сияющей звездой; опасения тучей окружали ее, но не душили. Она думала о Людовике. Почему его здесь нет? Ей почудился чей-то вздох.

– Я с ума схожу! – сказала она сама себе. Однако, она стала прислушиваться, и новый звук заставил ее вздрогнуть.

– Неужели астролог Кокерель прав? Неужели духи влюбленных соединяются раньше чем их тела?

В эту минуту Маргарита услышала вздох сильнее прежнего и, затем, совершенно явственные слова:

– Ваша светлость, пощадите, оставьте меня!

– Здесь кто-то есть! Женщина, соперница!

Маргарита встала, вся дрожа, и пошла на голос. Слабый свет наступавшего дня проскользнул в залу.

– Одна, беззащитная! – продолжала стонать неизвестная.

– Она бредит! Что говорит она? – подумала герцогиня.

– Вам мало было погубить девушку, вы не щадите и замужней.

И, отбиваясь во сне, лежащая женщина прибавила:

– Нет, нет, никогда!

– Это не соперница, – прошептала, улыбаясь, Маргарита.

Неизвестная проснулась; она старалась прогнать кошмар, еще не совсем исчезнувший.

– Какой страшный сон! – сказала она. – Где это я?

– Вы попали в ловушку, из которой я хочу освободить вас, – сказала герцогиня, подходя к ней и повышая голос.

– Вы! Да вы кто такая?

– Женщина, которой жаль вас.

– Женщина, которая хочет предать меня, может быть, вы сами и отдали меня в его руки!

– Вы с ума сошли! Нам некогда терять время. Скоро рассветет… вы у герцога; он сейчас придет, хотите ждать его?

– Но что мне порукою?..

– Если бы я хотела предать вас, то мне стоило бы только оставить вас на этом месте, куда он велел вас положить.

Мариета д'Ангиен инстинктивно, еще под влиянием действия наркотического питья, которое проходило очень медленно, бросилась бежать. Маргарита удержала ее, сильно схватив за руки и несколькими быстрыми, энергичными словами успела убедить ее, или, по крайней мере, побороть ее сопротивление.