Король решает не всё

— Пони? — неверяще выдохнул министр, Вера саркастично закатила глаза и развела руками:

— Да, все девочки хотят пони, вы не знали?

Он зажмурился и хлопнул себя по лбу, покачал головой, опираясь локтями о стол и держась за голову с таким видом, как будто Вера взорвала ему мозг безнадежно и окончательно. Она кусала губы и пыталась не смеяться, минута прошла в тишине, потом в гостиной раздались шаги и в кухню заглянула Эйнис, округлила глаза:

— Ты здесь? Тебя все ищут.

— Эйнис, — обреченным тоном потребовал министр, — ты хочешь пони?

— Пони? — расплылась в глупой улыбке Эйнис, хихикнула и с видом абсолютно счастливого ребенка прижала кулаки к груди: — Конечно, хочу! А он большой уже? — Она блестела глазами и с ожиданием смотрела на министра Шена, молча пытающегося осознать происходящий беспредел, нетерпеливо потопталась на месте, улыбнулась ещё радостнее: — А какого он цвета? И вообще, где ты взял пони?

-

Он обреченно потер висок и поднял ладонь, пытаясь остановить поток её восторга:

— Нигде не взял, это был теоретический вопрос. Зачем тебе пони, где ты будешь его держать?

— На конюшне, — развела руками Эйнис, потом чуть помрачнела и нахмурилась: — Так, подожди. Что значит, теоретический, что, пони нет?

— Пони нет, — со сдерживаемым раздражением кивнул министр. Эйнис замерла, похлопала обиженными, стремительно мокреющими глазами и крикнула:

— Нафига спрашивать тогда, если покупать не собирался? — развернулась и вылетела из комнаты.

Вера кусала губы и пыталась сжаться, чтобы стать поменьше. Министр обреченно зарычал и схватился за голову, медленно глубоко вдохнул и замер. Выпрямился и обвиняюще посмотрел на Веру, развел руками и с мрачным весельем сказал:

— Обалдеть. Теперь я должен купить ей пони. Отлично. — Пригладил встрепанные волосы и встал. — Пойду проверю, кто меня ищет. Скоро буду.

Вероника кивнула и поднялась поставить чайник. Достала чашку и оперлась о стол, глядя в темноту за окном с саркастичной улыбкой.

«Теперь у Эйнис будет пони. Ты довольна?»

Отражение в стекле выглядело безнадежно уставшим, как человек, который уже прошел стадию апатии и начинает впадать в истерику. Чайник закипел, Вера заварила себе северского и достала журнал, устроилась напротив любимого места министра, опираясь спиной о стену и уложив ноги на вторую табуретку, открыла журнал и уставилась в страницу невидящим взглядом. Чай понемногу остывал, пар над чашкой покачивался вместе с дыханием, завивался и изгибался. В гостиной раздались шаги, вошел министр и заинтересованно принюхался:

— Северский? Я тоже хочу.

— Сейчас, — Вера встала, пощупала чайник и заварила ещё одну чашку, принесла, поставила перед министром, села рядом. Придвинула себе свою и опять стала рассматривать пар, министр помолчал и спросил:

— Что читали?

Она не помнила, что читала, поэтому отмахнулась и попыталась улыбнуться:

— Что случилось?

— Ерунда, — дернул щекой он, — подпись нужна была.

Они опять замолчали, он взял журнал и развернул к себе, улыбнулся:

— Почитаете мне?

Вера посмотрела на открытый разворот и натянуто улыбнулась:

— Мы это уже читали, это про пиратов.

Министр помялся и смущенно сказал:

— Если честно, я почти ничего не помню. Меня тогда док накормил лекарствами, от которых проблемы с памятью, координацией, речью и вообще адекватным восприятием реальности.

«Дзынь.»

Вера чуть улыбнулась уголками губ и подняла глаза к часам, шарик был белый, она опять опустила ресницы, ей хотелось серый. Помолчала и тихо спросила:

— Почему они звенят, если вы умеете им врать?

Он молчал, она на него не смотрела, продолжая рассматривать пар над чашкой. Министр глубоко вдохнул и неохотно сказал:

— Вам почему-то очень сложно врать. Это и Двейн заметил, он тоже умеет и у него тоже не получилось ни разу.

— А, — кивнула Вера, осторожно взялась за чашку, стала греть руки, спросила: — Значит, вы действительно не знаете, почему Тонг прятал бонсай в подвале?

— У меня есть версии, но чтобы сказать «знаю», нужны весомые доказательства, а их у меня нет.

— Ясно. — Опять стало тихо, к такой полной тишине Вера в своём мире не привыкла, дома обязательно было что-то, что шумит — холодильник, счетчик, кулера… а здесь было так тихо, что было слышно цокот подков на улице и разговоры проходящих под окнами людей.

А потом в гостиной раздался быстрый топот и в кухню ворвалась на всех парах безгранично счастливая Эйнис. Озарила улыбкой всю комнату, прыгнула к столу, загребла в объятия смиренно зажмурившегося министра и стала мять его, как игрушку, тараторя:

— Шен! Он такой клевый, такой миленький, такой маленький! Почему ты мне раньше не сказал, он такой…

— Тише, задушишь, Эйнис, — глухо бурчал министр откуда-то из глубин объятий, она тискала его, не обращая внимания на вялое сопротивление:

— Он такой лапочка, я тебя обожаю!

— Эйнис, плечо…

— А? Что? — она отодвинулась, посмотрела на мятого министра и опять обняла, радостно чмокнула куда-то в макушку и ускакала вприпрыжку, помахав на прощание обеими руками всем сразу.