Король решает не всё

— Здравствуйте.

— Ты! — опять повернулся к министру доктор, замахиваясь ладонью: — Как дать бы тебе по шее!

— Давай, — скучающим тоном ответил министр, — только справа, там место ещё есть.

— Ты! — засопел доктор, — ты… ты знаешь, кто ты?

— Теряюсь в догадках, — иронично шепнул министр.

— Ты — плохой пациент! Вера, воспитай его! — доктор указал Веронике на министра, как загонщик, отдающий команду «взять!», она с легким смущением улыбнулась доктору и опустила глаза, он тяжко вздохнул и уже серьёзно сказал министру: — Ты язык человеческий понимаешь, нет? Я сказал тебе лежать. Ты хочешь ещё неделю лечиться?

— Хорошо, я ухожу, — вздохнул министр, осторожно поднимаясь с табуретки, Вероника прикусила губу, пытаясь не думать о причине его скованности и осторожности, но все равно было тяжело и больно почти физически. Она собралась с силами и попыталась улыбнуться:

— А как же «ваша еда»? У меня есть не только то, над чем Артур тряс веником.

Министр чуть улыбнулся уголками губ, доктор замотал головой:

— Нет, ему ещё жевать нельзя, разве что у тебя бульончик какой-нибудь найдётся.

Вера кивнула и улыбнулась:

— Найдётся. А это? — она протянула ему розу, он заинтригованно принюхался:

— Это что, картошка? Можно? — и не дожидаясь ответа, взял цветок и сунул рот, блаженно зажмурился и простонал: — Великие боги, я бы тоже сбежал… Да, это пойдет, берём. Забирать?

— Оно остыло уже, берите кастрюлю, — улыбнулась Вероника и полезла в холодильник, отдала доктору две кастрюли и увидела заглядывающего в кухню Двейна:

— Что тут случилось?

— Это ты Артуру пропуск выписал? — грозно спросил министр, Двейн осторожно кивнул:

— Я, он говорил, что хочет извиниться. А что?

— Всё нормально. Идите. — Он повелительным жестом отослал и доктора, и Двейна, они удивленно переглянулись, пожали плечами и вышли. Министр посмотрел на валяющиеся на полу мятые пули, поднял на Веру слегка виноватый взгляд: — Я знаю, что у вас много вопросов. Но мне ещё тяжело говорить, поэтому… — он на мгновение шкодно улыбнулся, заставив Веронику заинтригованно поднять брови, поклонился и развернулся спиной. К спине были приколоты бумажные крылья бабочки, нарисованные карандашом и вырезанные. Вера закрыла лицо руками и рассмеялась, министр полуобернулся и с улыбкой в голосе сказал: — До завтра, госпожа Вероника.

— Счастливо, — улыбнулась Вера, провожая взглядом нарисованные крылышки. Когда он ушел, её улыбка стала грустной.

«Ну и что всё это значит?

Ведёт себя, как будто ничего не случилось. Но ведь случилось.

Но ведь он говорил сделать вид, что не случилось. Черт.»

Она стала бесцельно переставлять посуду, услышала шаги в коридоре и обернулась, слабо улыбнулась Двейну:

— Обедать пришел?

— Нет, госпожа, — криво улыбнулся парень, — один тут уже пообедал… — Посмотрел на пули на полу и поднял глаза на Веру: — Что здесь было?

— Господин министр устроил Артуру внеочередную переаттестацию, — с печальной иронией улыбнулась Вера, Двейн поднял брови:

— И?

— И восстановил.

Двейн поднял брови на середину лба, медленно развел руками и раздраженно прошептал, качая головой:

— Я ничего не понимаю. Вы что-нибудь понимаете?

— Я? Нет.

Он обреченно вздохнул, поклонился и ушёл. Вера подобрала с пола мятые пули и выбросила в ведро, стала мыть руки.

«По крайней мере, Артур сможет защитить меня от стрел. А от Артура, будем надеяться, мне больше защищаться не придется.»

* * *

Она проснулась в восемь, потому что выспалась, просто легла вчера непривычно рано. Полежала под одеялом, рассматривая новые часы, лежащие на тумбочке, они были так похожи на часы её мира, что закрадывалось подозрение, что их тоже дал этому миру какой-нибудь Призванный.

«А я? Что я дам этому миру, что после меня останется?

Мясорубка, точилка и красивые тортики? Как-то слабо.»

Её грызла совесть. Вчера вечером она долго и упорно пыталась начертить одну пушку времен второй мировой, испортила десяток листов, но видела, что получается очень плохо — она не помнила чертеж наизусть.

«Почему у меня такая плохая память на цифры…»

С танком тоже все было плохо, корпус получился нормально, хотя спорные места и встречались, но вот с начинкой был полный провал — она могла набросать только расположение основных узлов, и то очень приблизительно. С орудием было то же самое, и тем обиднее было знать, что она это все изучала, просто давно и мельком, чисто для полноты картины. Она смотрела море видео об этом танке, смотрела, как его разбирают, как вытаскивают застрявший из грязи, как чистят ходовую часть, все было показано детально, но она ничего не помнила.

«Я ведь его щупала на выставках, весь танк джинсами обтерла, а сейчас не могу даже сказать, какая ширина у гусениц.»

Вероника сосредоточилась и развела ладони, пытаясь прикинуть.

«Столько? Или больше? Или меньше? Черт…»

Хотелось биться головой о стену. Она представляла прохладный взгляд господина министра, как будто вопрошающий: «Итак, что вы сделали сегодня для моего мира?» и ей хотелось себя убить.

«Почему я помню швейную машинку до последнего винтика, а танк не помню?