Король нищих

— Вырывать двух осужденных из когтей Мазарини — дело не ваше, — заявил Франсуа аббат де Гонди. — Знайте, что чем меньше Мазарини будет нас видеть, тем больше он будет вас бояться.

Сам Гонди не щадил себя, и в середине дня он, облачившись в парадную мантию священника, появился в толпе, расточая направо и налево лицемерные слова одобрения и сочувствия, благословляя всех подряд. Королева, наблюдавшая за ним из окон Пале-Рояля, от злости скрипела зубами. Анна Австрийская и раньше не симпатизировала аббату де Гонди, но начиная с этой минуты она его возненавидела… Тем более что королеву вынудили уступить новым требованиям обоих президентов парламента…

В сумерках от неистового восторженного рева толпы задрожали стекла во дворце и соседних особняках: королева обещала освободить обоих узников. Однако толпа не спешила расходиться: люди решили не двигаться с места до тех пор, пока своими глазами не увидят Брусселя, заключенного в Сен-Жермене. Что и произошло на следующий день при неописуемом восторге восставших.

— Столько шума из-за пустяков! — презрительно заметила Мари, когда придворная карета, в которой ехал старик Бруссель, проплыла мимо ее особняка на волнах людской реки. — Посмотрите, как он кланяется и расточает улыбки этим молодчикам! Право слово, он чувствует себя королем!

— Это ненадолго, — сказала Сильви. — С той секунды, как Бруссель перестал быть жертвой, он сразу утратил все свое влияние… А сейчас я все-таки надеюсь, что смогу вернуться домой. Благодаря вам эти два дня были не столь тягостными.

— Если не считать окружавшую нас толпу и просто невыносимую жару. Я же вернусь в Нантей. Вы поедете со мной?

— С радостью поехала бы, если бы со мной была Мари, которую мне не терпится увидеть. Но почему бы вам не приехать к нам в Конфлан? Вы же знаете, что Мари обожает свою крестную.

Хотя Мари и сказала, что обожает свою маленькую крестницу, Сильви не стала настаивать. Она понимала, как тяжело переживает Мари, что у нее нет детей. Было маловероятно, что они появятся у нее даже в будущем; вице-король Каталонии не имел детей и от первой жены, герцогини Аллуэнской, чей титул сохранил за собой.

— Такая слава, и никого, кто бы мог ее унаследовать! — воскликнула как-то госпожа де Шомбер в минуту печали, которая овладевала ею, когда она была в разлуке с мужем.

Прежде чем сесть в карету, что должна была отвезти Сильви на улицу Кенкампуа, Сильви обняла и поцеловала свою подругу с большей, чем обычно, нежностью. Ей было хорошо с верным другом, она грустила, что счастье подруги не могло быть полным.

— Почему бы вам не поехать к маршалу в Перпиньян? — вдруг спросила она. — Он так же нуждается в вашем обществе, как и вы в его.

— Больше, чем вы думаете. Он, конечно, был бы счастлив, но очень недоволен. Он так боится, что со мной в дороге что-то случится! И надо признать, путь туда неблизкий. Я удовольствуюсь Нантеем, где чувствую себя ближе к нему, чем где-либо…

Вернувшись к себе домой, Сильви не стала задерживаться. Спеша уехать от соседнего дома, на который она избегала смотреть, Сильви торопила приготовления к отъезду.

— Баррикады еще не разобраны, — пытался разубедить ее Беркен. — Мы не уверены, что госпожа герцогиня сможет проехать к Сент-Антуанским воротам.

— Я намерена переехать Сену сначала по Новому мосту, потом по Шаранто некому. Этот путь длиннее, но безопаснее. Левый берег не столь оживлен, как правый! Велите Грегуару подавать карету.

— Но ведь город еще не обрел полного спокойствия…

— Не будьте таким трусливым, Беркен! Я уверена, если мы выберемся из нашего квартала, все будет хорошо.

Предположения Сильви оправдались. На большом мосту, средоточии жизни парижан, было лишь чуть оживленнее, чем в обычные дни, и было ясно. что ехать им будет спокойнее, когда они отъедут от Пале-Рояля, который теперь охраняли два вооруженных до зубов полка легкой кавалерии.

Стояла великолепная погода. Ночной дождь освежил воздух, невыносимо душный в последние жаркие дни. Переезжая реку, Сильви обратила внимание, что она опустела. В ночь восстания Сену вверх и вниз по течению от Сите перегородили цепями, словно в средние века, и у этих постов дежурили стражники.

Однако, выехав на набережную у ворот Сен-Бернар, они наткнулись на большое скопление возбужденных людей, которые вскоре обступили карету, заставив ее остановиться. Подобного положения Грегуар выносить не мог. Сначала он без малейшего толка кричал: «Берегись!», потом стал вопить: «Дорогу! Эй вы, дайте дорогу!» Казалось, в толпе никто не слышал его. Люди смеялись и кричали: «Виват!» Сильви высунулась из окошка и заметила на берегу лошадей, которых держали под уздцы, но разглядеть, что происходит на воде, не смогла: слишком много народу столпилось на берегу. Она протянула руку и коснулась высокого чепца рыночной торговки. Многие торговки единодушно решили в этот день не работать. В толпе также было немало проституток и невзрачных простолюдинок. С женщинами были привычные их спутники — грузчики, перевозчики, зеленщики.

— Нельзя ли нам проехать? — громко спросила Сильви.