Касаткин подошел ко мне и долго всматривался. Выглядел я, наверное, неважно, потому что Касаткин нахмурился.
– Едем, – сказал Касаткин и подтолкнул меня к двери.
Его машина стояла у подъезда прокуратуры, а рядом прохаживались трое здоровяков. Я посмотрел на Касаткина.
– Это наши, – сказал он. – Прошу!
И сам распахнул передо мной дверцу своего авто. Я сел на заднее сиденье. Касаткин устроился подле меня, а здоровяки забрались в припаркованный неподалеку джип. Значит, у Касаткина появилась охрана. Прежде он обходился без нее.
– Боголюбова убили, – сказал я.
– Знаю.
Касаткин потянулся к водителю:
– Едем! Ты где живешь? – Это уже ко мне.
Я назвал адрес.
– Едем к нему! – сказал Касаткин.
Откинулся на мягкую подушку сиденья.
– Про Боголюбова знаю, – со вздохом сказал он. – Мне еще днем сообщили. Но я же не знал, что ты тоже был поблизости! Это твои ребята тревогу забили. Мне позвонила Светлана: так, мол, и так, Женя пропал, а его сегодня вызывали на допрос. Я начал наводить справки, так мне же сначала не сказали ничего!
Он даже всплеснул руками, показывая, насколько потрясен этим обстоятельством.
– Я звоню, а мне говорят: нет у нас такого.
– Они почему-то всерьез за меня взялись. Сначала все было мирно, мы уже распрощались со следователем, я вышел из прокуратуры, и тут вдруг прямо на моих глазах убивают Боголюбова. И с этой минуты все для меня изменилось. Четверо допрашивающих, лампа в лицо – как это они еще по почкам не догадались меня обработать?!
– Боялись последствий, – невесело усмехнулся Касаткин. – Потому действовали жестко, но без жестокости. А принялись за тебя они потому, что связали тебя и убийство Боголюбова.
– Но это же чушь!
– Совсем не чушь. К тебе подсылали убийц, убили одного из членов твоей съемочной группы, и главный подозреваемый – Боголюбов. Проходит немного времени – и его убивают. Месть? Вполне возможно.
– Кто убивал-то?! – взвился я. – Демин? Света? Или вместе?
И опять Касаткин невесело усмехнулся.
– Я ведь сейчас как бы не от своего имени говорю, – пояснил он. – Я воспроизвожу версию следствия. А ты тут ни при чем, конечно. Это все боголюбовские дела, запутался он, похоже, – слишком много у него появилось врагов. Его «Стар ТВ» – просто какой-то гнойник, там лечить и лечить теперь.
Некоторое время мы ехали молча. Каждый думал о своем.
– Завтра я распоряжусь, чтобы подняли все документы по «Стар ТВ», – сказал Касаткин. – Договора, которые мы с ними заключили, сетку вещания эту, будь она неладна. Попробуем разобраться, как выпутаться из неприятной истории. Пора с этими ребятами расходиться навсегда, какой-то от них душок идет нехороший.
Неспроста он обзавелся охраной. Решился воевать и хочет обезопасить себя. Да, «Стар ТВ» – это не профсоюз работников легкой промышленности. Там ребята жесткие, и повоевать с ними придется.
– Не боитесь? – спросил я.
– А чего бояться? – пожал плечами Касаткин. – Это жизнь. Голову в песок прятать нельзя. Соберем под свои знамена ребят, которые ничем себя не запятнали, и сделаем так, как сами решим. Ты-то как – готов?
– Можете рассчитывать на меня.
– Спасибо, – сказал Касаткин. – Я другого ответа и не ждал. Устроим большую уборку в нашем доме. Я, кстати, разбирался с новой эфирной сеткой. Там же черт знает что! Твою программу вовсе за полночь задвинули, все приличное время отдали «Стар ТВ». И куда только Огольцов смотрел?
– Это не он, там Совет принимал решение.
– Женя! – с чувством сказал Касаткин. – Какой, к черту, Совет? Если Совет всем верховодит, то зачем такому Совету председатель?
Председатель был как раз Огольцов.
– Он все пустил на самотек, и надо еще разобраться, все ли там было чисто!
Теперь я точно знал, что Касаткин будет воевать. Только сейчас обнаружилось, что он, оказывается, не питал добрых чувств к Огольцову, но до поры помалкивал, а вот предоставилась такая возможность, и Касаткин решил ударить, под шумок разобравшись со всеми – и с несимпатичным ему Огольцовым, и со «Стар ТВ», которая, наверное, уже у Касаткина в печенках сидела.
– Мы еще разберемся, действительно ли этот шут гороховый всего лишь шут или он в чью-то дуду дудел! – сказал Касаткин, и было понятно, что речь идет об Огольцове.
– Надо разбираться, – примирительно произнес я. – Не рубить вот так, с плеча.
– Это ты об Огольцове печалишься? Напрасно, Женя. Я вот узнал, что он очень активно лоббировал интересы Боголюбова. Сведения точные! Наш Гена всем, кто делал мало-мальски приличные программы, будто случайно, но очень настойчиво рекомендовал перейти под опеку боголюбовской компании. И люди внимали призывам, потому что Огольцов, как ни крути, генеральный продюсер телеканала, и если он что-то советует, то ведь неспроста – так люди кумекали.
И мне он давал советы. Когда встал вопрос о поддержке, первая компания, о которой упомянул Гена, как раз и была «Стар ТВ».
– Вот черт! – пробормотал я.
– Что, и ты через это прошел? – без удивления осведомился Касаткин.
Он знал больше моего, и для него не было неожиданностей.
– Разберемся, – сказал Касаткин. – И всем предъявим счет.