Король и Злой Горбун

Я постарался рассказать о конфликте так, чтобы не сгустить краски. Лично мне холодная решимость Демина совсем не импонировала. А уверенность в том, что случившееся – дело рук Боголюбова, отсутствовала напрочь.

Ряжский аккуратно заносил записи в блокнот. Он еще задавал нам вопросы, но теперь почти все крутилось вокруг Боголюбова. Это мне не нравилось, потому что было очень похоже на сведение счетов. Зато Демин, судя по всему, не терзался сомнениями.

– Напрасно ты так, – попенял я ему, когда следователь оставил нас в покое. – Теперь прокуратура примется за Боголюбова.

– Женя! – сказал Демин и зло прищурился. – У тебя есть иные, помимо Боголюбова, враги, способные на такое? Или ты думаешь, что это Гончаров кому-то дорогу перешел и убивали именно его, а к нам это никакого отношения не имеет? А? Ты хоть раз в жизни слышал, чтобы вооруженных автоматом киллеров подсылали к грузчику из овощного магазина?

26

Когда следственная бригада закончила работу, трупы увезли и журналисты разъехались, я отправился к Нине Тихоновне Гончаровой. Настроение было премерзкое. Я, кажется, впервые в жизни должен был сообщать о смерти. Со мной поехала Светлана, но я знал, что неприятную обязанность придется исполнять именно мне.

– Ты думаешь, что это не Боголюбов? – спросила Светлана.

– Я не знаю.

– Не знаешь или не хочешь это обсуждать?

– Конечно, не хочу обсуждать. Слишком тяжело.

– Мне кажется, больше некому, – сказала Светлана.

– Но почему Гончаров?! – прорвало меня. – Он ведь совершенно ни при чем! Не напиши тогда его жена нам письмо – его и не было бы рядом с нами!

– Может, он погиб по ошибке?

Я посмотрел на Светлану. Она смутилась.

– Извини, я, наверное, сказала глупость.

Никакая это не глупость. Допустим, действительно хотели убить меня.

– Ты думаешь, что перепутали?

– Сумерки, – пояснила Светлана.

– Но тогда было достаточно светло.

– Нервничали.

Ничего себе – нервничали. Хладнокровно расстреляли двоих человек и скрылись, никем не замеченные.

– Это вряд ли, – сказал я. – Там спецы работали первоклассные.

– Это для тебя они первоклассные.

– Не для меня. Я слышал, как ребята из следственной бригады разговаривали между собой. Хорошая выучка у убийц, говорят. Чистая, мол, работа. А уж они-то, наверное, на всякое насмотрелись.

Мы подъехали к гончаровскому дому.

– Я пойду с тобой, – сказала Светлана.

То ли не хотела оставаться в машине одна, то ли изъявляла готовность поддержать меня при исполнении тяжелой миссии.

Мы поднялись к знакомой квартире, я позвонил, и мы долго стояли у двери, вслушиваясь в тишину. Никто не открыл, и я позвонил снова. Звонок за дверью разрывал тишину в клочья и мог поднять кого угодно.

Снова никакого результата.

– Ей уже сообщили, – предположил я.

– Кто?

– Кто-нибудь из следственной бригады. Наверняка к ней приезжали, чтобы взять показания.

– Ночью? – не поверила Светлана.

– Почему бы и нет? С нами ведь тоже беседовали ночью.

Мы спустились к машине. Светлана, несмотря на теплую ночь, ежилась и, как мне казалось, дрожала.

Нервы.

– Поедем ко мне, – сказал я. – У меня есть коньяк.

Светлана с готовностью кивнула. Я понял, что с такой же готовностью она ответила бы согласием даже в том случае, если бы я ей сказал, что у меня дома не коньяк, а серная кислота. Главное – не оставаться одной.

Мы ехали молча. Ночные улицы, особенно там, где не горели фонари, выглядели мрачно. Или восприятие зависит исключительно от настроения?

Дома я первым делом включил телевизор – хотелось шума и чужой неусваиваемой говорильни. Светлану я отрядил готовить кофе, сам занялся коньяком. Все при деле, и уже начинает казаться, что все идет как прежде, а плохое – лишь сон. Но к действительности мы вернулись очень скоро. Начался ночной выпуск новостей, и едва ли не первым сообщением было: «Как мы уже сообщили ранее, несколько часов назад было совершено покушение на участника популярной телепрограммы «Вот так история!». Киллер или киллеры – точно пока не установлено, – вооруженный предположительно автоматом Калашникова…»

– Какая оперативность! – с досадой оценил я и даже поморщился, как при зубной боли.

Не было сказано ничего нового, чего лично я не знал бы. Показали место трагедии. Бедный Гончаров лежал, еще не прикрытый простыней. Вокруг неспешно орудовали ребята из следственной бригады.

– Вот откуда она могла узнать.

– Что?

– Я о Гончаровой, – сказала Светлана. – Она могла узнать о смерти мужа из выпуска новостей.

Да, все правда. И мне не пришлось ничего ей объяснять. Но встретиться я обязан. И еще – присутствовать на похоронах.

– Как тяжело, – сказал я, – чувствовать себя причастным к чьей-то гибели.

– Брось, не надо, – попросила Светлана.

Пыталась успокоить, но это было излишне.

Если бы я послушался Демина! Он настаивал на том, чтобы я прогнал Гончарова. Если бы я это сделал, Гончаров не попал бы под пули.

– Не надо, – повторила Светлана, словно прочтя мои мысли.

К кофе мы так и не притронулись. Пили коньяк, за час почти опорожнили бутылку, но я совершенно не чувствовал опьянения. Светлана, кажется, только терла покрасневшие глаза.

– Я постелю тебе на диване, – предложил я.

– Да.