Король и император

Бенджамин ха-Наси одобрял решения своих мудрецов, даже когда считал их ошибочными. Ошибочными с точки зрения сиюминутной выгоды. Но в долгосрочной перспективе единственный оплот евреев, способный их спасти в течение долгих веков скитаний и гонений, это Тора, Закон. Пока иудеи крепки в своей вере, учит история, они могут выжить — пусть не как отдельные личности, но как народ. Если отойдут от Закона, то, возможно, будут некоторое время процветать. Но тогда они растворятся в окружающей стихии, станут неотличимы от беспринципных, суеверных и невежественных приверженцев Христа, лжемессии.

Князь безмятежно прислушивался к речам, позволяя всем членам совета блеснуть своей ученостью. Те, кто высказывался за продление ареста, на котором настаивал бы Соломон, говорили страстно, но неискренне, в соответствии с молчаливым соглашением. Против них было глубокое нежелание иудейского сообщества применять тюремное заключение. Свобода идти куда угодно — часть наследия тех времен, когда евреи делили пустыню со своими родичами-арабами. Ее оборотной стороной был ужас изгнания из общества, что являлось крайней мерой наказания, применяемого советом по отношению к своим соотечественникам.

Многоученый Мойша резюмировал высказанные соображения и приготовился приступить к заключительной части своей речи. Он был амораимом, толкователем Мишны.

— Итак, — сказал он, сердито поводя глазами, — теперь я процитирую галаху, и это будет окончательным решением по обсуждаемому делу. То, что вы услышите, сначала изустно передавалось от поколения к поколению, потом было запечатлено навеки в письменах. «Обращайся с пришельцем, который во вратах твоих, как с братом твоим, и за то будешь трижды благословен».

Он кончил речь и огляделся. Не будь слушатели скованы сознанием важности своего занятия и положения, они бы разразились аплодисментами.

— Хорошо сказано, — наконец отозвался князь. — Правду говорят, что разум мудрецов укрепляет стены города, а глупость невежества навлекает на город беду. — Он помолчал. — И этот юноша невежествен, не так ли?

Мойша ответил:

— Князь, он убежден, что своей ученостью может изумить целый свет. В собственных глазах и в своей стране он ученый. А кто же станет осуждать обычаи чужой страны и ее мудрецов?

«Именно этим ты и занимался сегодня утром, — подумал Бенджамин, — когда поделился с нами мыслями о глупости короля варваров, который порвал книгу, пытаясь понять, что это такое, и спрашивал о цене бумаги, а не содержания. Тем не менее…»

— Я буду действовать в духе решений совета, — официально заявил Бенджамин. Он согнутым пальцем подозвал начальника стражи. — Освободите юношу. Дайте ему мула и еды, чтобы хватило до Кордовы, и проводите до границы. Расходы вычесть из нашего следующего платежа земельной подати халифу.

Юный араб сидел у стены зала совета, прислушиваясь к непонятным речам на иврите, которые должны были решить его судьбу. По тону и жесту Муатья догадался, что решение вынесено. Он вскочил, сверкая глазами. Какое-то мгновение казалось, сейчас он разразится потоком жалоб и обличений, что проделывал уже раз пятьдесят за время своего короткого ареста. Но с видимым усилием юноша сдержался. Совершенно ясно было, что он собирается делать: поспешить к халифу с самыми гнусными обвинениями, которые только сможет выговорить его язык. Расквитаться за каждый случай пренебрежения, реального или воображаемого, выказанного варварами, к которым он так ревновал. Причиной этой ревности были полеты на воздушном змее.

Князь перешел к рассмотрению следующего дела. Верно сказано насчет ученых, подумал он. Это сила. А невежественные глупцы хуже чумы.

Но хуже всего была третья категория, к которой принадлежали и юный араб, и сам многоученый Мойша.

Категория ученых глупцов.

Глава 15

Сидя в холодном каменном подвале лучшего дома в крошечной деревеньке, перфекти шепотом обсуждали, как им следует поступить.

— Он не говорит на нашем языке. Как же мы подвергнем его испытанию?

— Он немного знает арабский, как и мы. Этого будет достаточно.

— Перевод исказит смысл. Испытание должно быть проведено на языке испытания.

— Правила устанавливаем мы, и мы можем изменить их.

Вмешался третий голос:

— Вообще-то он уже выдержал одно испытание. Причем не зная, что подвергается ему.

— Ты имеешь в виду испытание водой?

— Да, водой. Вы видели, как эти люди поднялись на гору. Они ослепли от усталости и обезумели от жажды. Это северяне из холодных стран, моряки, которые не ходят пешком. Тот великан едва не помер. А у самого короля так пересохло в глотке — мы все это видели, — что он не мог говорить. И все-таки он вылил воду на землю.

Еще один голос поддержал третьего:

— А ведь перед этим он набрал воду в рот. И выплюнул. Это тоже испытание. Не давать человеку воды, так что он уже не может думать ни о чем другом, а потом предложить питье. Проверить, может ли он набрать воду в рот и все-таки отказаться от нее, одержать победу над своим телом. Над этим храмом Злого, князя мира сего. Именно это и сделал одноглазый.

Первый голос продолжал возражать: