Король и император

— Quomodo potest homo nasci, cum senex sit? Как может человек родиться, будучи стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей?[1]

Глава 10

Вражеский флот вырос на горизонте, прежде чем впередсмотрящие Шефа опознали его. Греческий наварх прекрасно выбрал момент: сразу после полудня, когда объединенный флот арабов и северян разделился, как обычно, на три части. Передовое охранение и основные силы находились вровень с тучей пыли на берегу, которая свидетельствовала о продвижении пехоты и конницы, но на этих судах уже сушили весла и готовились к сиесте. Северяне отстали на две морские мили и, как ни старались, безнадежно застряли, их паруса служили лишь защитой от знойного солнца. Еще на милю позади флагман наварха и сопровождающие его галеры тоже останавливались на сиесту: вечером они легко догонят медлительные парусники.

Всеобщее внимание северян было приковано к берегу. До корабля Шефа доносилось отдаленное пение труб, высокое и пронзительное, как любили арабы. Не раздастся ли ответный рев хриплых боевых горнов германцев или франков? На парусниках все моряки сгрудились у обращенных к берегу бортов, напрягая слух и зрение, пытаясь определить, что происходит на суше. В тучах пыли поблескивает металл — оружие, никаких сомнений.

Шеф поморгал единственным глазом, уставшим напряженно всматриваться через полоску ослепительно сияющей воды, и посмотрел в открытое море, в знойное марево на горизонте. К флоту подходили рыбачьи лодки, ловя косыми парусами малейшее дуновение ветра. Лодок очень много, понял вдруг Шеф. Нашли косяк тунца? Передвигаются на диво быстро для рыбаков в такую жару, еще и веслами гребут. Слишком быстро…

— Впередсмотрящий! — рявкнул Шеф, указывая. — Что видишь?

— Рыбачьи лодки, государь, — последовал слегка озадаченный ответ. — Тьма лодок.

— Точнее!

— Я вижу… двадцать, тридцать… Нет, из дымки появляются новые, гребут вовсю…

— У них там что, гринды идут? — спросил Торвин, ветеран похода на дальний Север. Он имел в виду обычай холугаландцев с лодок загонять стадо китов на берег и забивать их на мелководье.

— Там нет гринд, — рявкнул Шеф. — И это не рыбаки. Это вражеский флот, а мы все таращимся в другую сторону. Сколько времени прохвосты уже видят нас, а мы говорим: «О, рыбачьи лодки!»

Шеф перешел на крик, пытаясь стряхнуть с людей полуденную дрему; к нему стали обращаться недоуменные взоры.

— Квикка, Озмод, к катапультам! Остальная прислуга к дротикометам! Хагбарт, мы можем хоть чуть-чуть набрать ход? Торвин, дуй в горн, оповести остальной флот! Да Тора ради, шевелитесь же! Они готовы, а мы — нет!

Впередсмотрящий неразборчиво закричал, указывая пальцем в море. Но в этом уже не было нужды. Шеф и сам увидел, как из знойного марева в полный корпус показались красные греческие галеры. Они приближались с ужасающей скоростью, расходясь широким клином. Лопасти выкрашенных в белый цвет весел сверкали на солнце, пена вскипала у грозных носовых таранов. Шеф разглядел женские глаза с черными ресницами, намалеванные на высоких скулах бортов, сверкающие доспехи моряков, которые угрожающе размахивали оружием.

— Сколько до них? — спросил подслеповатый Хунд.

— С милю. Но они идут не на нас. Собираются напасть на арабов с фланга и тыла.

На выставленное андалузийцами охранение никогда нельзя было положиться. Сиеста в разгаре, натянуты навесы, драгоценные минуты уходят на то, чтобы их сорвать и взяться за весла. Более быстрые суда самоотверженно развернулись, чтобы встретить атаку неприятеля, надвигающегося со скоростью двадцать миль в час. Пока они пытались маневрировать, Шеф увидел летящие с обеих сторон дротики и стрелы. В воздухе прочертился тонкий дымный след, послышался отдаленный сверхъестественный свист.

И появился огонь. Наблюдатели на «Победителе Фафнира» разом вскрикнули, когда оранжевое пламя внезапно лизнуло галеру. Не так вспыхивает уголек в костре, не так сгорает в лесном пожаре. Нет, над водой повис медленно расширяющийся огненный шар, в котором сгинула галера. Шеф как будто даже видел корчащиеся внутри черные силуэты, а другие, пламенные, прыгали в море.

И тут в дело вступили остальные корабли греков.

Приблизившись к основным силам вражеского флота, красные галеры замедлили ход, разобрали цели и стали одна за другой выбрасывать пламя. Первыми гибли самые храбрые, которые пошли на перехват; их слабых стрел никто не замечал: как будто мошки пытались остановить стадо огромных рыжих быков. Затем погибли нерасторопные, так и не успевшие стронуться с места. Когда же красные галеры набрали скорость для таранного удара, настала очередь трусов, которые развернулись, чтобы удрать. За один проход греческая эскадра подожгла больше ста кораблей. В ее кильватерном следе шли рыбачьи лодки из христианских деревень, набитые разъяренными мстителями вперемешку с людьми Агилульфа, чтобы взять на абордаж те суда, что избежали пламени, уничтожить их экипажи и поживиться законной добычей.