Король и император

— Я много думал об этом. Вы все жертвы того способа мыслить, которого я избегаю. Вы рассуждаете: «или — или». Или изнутри, или извне. Или ложь, или истина. Этот способ годится только для самых простых вещей. Но не там, где замешаны боги. Я лекарь. Я научился смотреть на организм человека как на единое целое, а уж потом определять, какая у него болезнь. Иногда болезней сразу несколько. Поэтому наши представления о богах я тоже рассматриваю как единое целое. Если бы нам, жрецам Пути, предложили выразить наши верования словами, мы сказали бы, что боги существуют где-то вне нас, скажем, на небе, и они были там прежде нас. Мы созданы ими. Что касается богов других народов, например христиан или встреченных нами здесь иудеев, это просто ошибка, их богов на самом деле не существует. Но то же самое они говорят о наших богах! А из чего следует, что правы мы, тогда как они ошибаются? Или что правы они, а мы ошибаемся? Может быть, правы все. И все ошибаемся. Верно, боги существуют. Но неверно, что они нас создали. Может быть, это мы их создали. Я думаю, что наш разум — вещь очень странная, выше нашего понимания. Мы не ведаем, как он устроен, и не можем этого узнать. Возможно, наш собственный разум нам недоступен, потому что он находится вне нашего времени и вне нашего пространства, — сами подумайте, Виглейка и Шефа их видения переносят туда, куда их телам ни за что не добраться. Полагаю, что в этих дивных местах и созданы боги. Из вещества разума. Из веры. От веры боги становятся сильнее. И слабеют от неверия и забвения. Поэтому вы понимаете, Торвин и Скальдфинн, что видения Шефа могут быть настоящими посланиями богов. А спорынья дает им первый толчок или финский напиток — не суть важно. Здесь можно обойтись без «или — или».

Хагбарт нервно облизал губы; убежденностью и внутренней силой его голос не мог сравниться с голосом маленького целителя.

— Хунд, я не думаю, что это правильное мнение. Сам посуди: если боги становятся сильнее от веры в них, то сколько всего на свете существует людей Пути и сколько христиан? Если Христа поддерживает вера сотен тысяч, то в наших богов верит вдесятеро меньше, — значит, наши боги давно треснули бы, как орех на наковальне.

Хунд невесело рассмеялся:

— Я сам когда-то был христианином. Думаешь, истово молился? Как бы не так. Я верил, что, если не заплатить церковную десятину, лачугу моего отца сожгут дотла. В мире много христиан, ты прав. Один из них — король Альфред. Шеф мне однажды рассказал, как короля Альфреда приютила вдовая старуха и заставила печь лепешки. Она тоже была христианкой. Но не все люди церкви — христиане. И не все, кто произнес шахаду, верят в Аллаха. Они не верят ни во что или верят в шариат, а твои соотечественники, Соломон, верят в свои священные книги. Не думаю, что такая вера имеет значение. Ведь, если боги созданы нами, их нельзя обмануть, как мы обманываем самих себя.

— А если единый король перестал верить в своих богов? — спросил Торвин.

— Из этого не следует, что боги перестали верить в него. Ведь они появляются из разума других людей, а не только из его собственного. Позвольте мне попробовать мое средство. Но сначала вот что. Эта женщина — уберите ее подальше. Сдается, у нее есть такая же сила, как у ее отца — Бескостного, дракона-оборотня.

Жрецы переглянулись, взглянули на догорающий костер и, ни слова не говоря, кивнули.

Шеф принял протянутый Хундом кубок, но посмотрел не на снадобье, а в глаза своего друга детства — а теперь, возможно, соперника или врага.

— От этого питья мне приснится отец?

— У тебя снова будет видение, как раньше.

— А если отец ничего не хочет мне сказать?

— Тогда ты, по крайней мере, будешь знать это наверняка!

Шеф поколебался и осушил чашу. Знакомый затхлый привкус.

— Но я не уверен, что хочу спать.

— Тогда бодрствуй. Видение все равно будет.

Хунд забрал чашу и молча вышел. Шеф остался один-одинешенек. Свандис исчезла, и никто не знал куда. Бранд и остальные его избегали. Он сидел в закутке верфи, прислушиваясь к отдаленным торжествующим голосам. Катапультеры отмечали победу над греческим огнем и «Волком войны». Шеф предпочел бы праздновать вместе с ними.

Через некоторое время комната поплыла перед глазами, их застилали разноцветные вспышки и завитки. Шеф обнаружил, что рассматривает их с маниакальным вниманием — словно это поможет удержаться и не соскользнуть к тому, что уже ждет его.