Король и император

Уверенность. То, чего в таком избытке нет больше ни у кого в мире. Уверенность в том, что у любой проблемы, будь то полеты в небе или швыряние огромными валунами, найдется практическое решение, если только удастся совладать со всеми мелкими техническими деталями. Квикке, Озмоду и даже Стеффи, как и отсутствующему ныне их товарищу Удду, довелось увидеть, как благодаря их машинам терпели поражение короли и отступали армии. Поэтому бывшие рабы не относились к механизмам скептически.

Все это, конечно, здорово, вот только те победы — в прошлом. А в настоящем может быть допущена роковая ошибка. Шеф снова погрузился в проблему, которая не давала ему покоя с тех пор, как он раздал поручения своим людям. Он взад и вперед слонялся по пристани, бормоча под нос и пересчитывая белые и черные камни, которые принес в карманах.

Квикка пихнул одного из своих помощников:

— Чего-то он сердитый. Кому-то достанется на орехи, вот увидишь.

— Да нам всем, кому же еще, — мрачно заявил помощник. — И что его так разозлило?

— Не знаю. Что-то слишком умное — нашим куриным мозгам не понять.

Еврей Соломон, окончивший работу над книгой, тоже заметил сдерживаемый гнев на лице чужеземного короля, который, хоть и навлек беды на Септиманию, нравился ему своей неистощимой любознательностью. «У него более деятельный ум, чем у любого талмудиста, — размышлял Соломон. — Но во многих отношениях это ум ребенка».

Гораздо вежливее, чем помощник Квикки, Соломон задал тот же вопрос:

— Что беспокоит тебя, король Севера?

Шеф сердито зыркнул, но взял себя в руки, попытался говорить связно. «Возможно, — подумал он, — будет прок, если я выражу проблему в словах». Он давно усвоил: когда сам не можешь найти ответ, спрашивай всех подряд. Кто-нибудь да подскажет.

— Дело вот в чем, — начал он. — Время от времени мне нужно узнавать, как далеко эта штука забросит камень. И для машины такого рода проделать этот расчет наверняка проще, чем для ручной катапульты. Ведь команде вращательницы можно лишь сказать «дергайте посильней» или «дергайте не очень сильно», а «не очень сильно» не сосчитаешь. Эта же машина позволяет определить расстояние любого броска. Допустим, я велю Квикке десять стофунтовых мешков положить в бадью, которая тянет вниз короткое плечо рычага. И допустим, что я взял валун, который весит ровно столько же, сколько три стофунтовых мешка… Ха! Где я найду камень с таким удобным весом? Но предположим, я его нашел. Теперь предположим, что десять стофунтовых мешков кидают камень в три сотни фунтов на сто шагов. А мне нужно, чтобы он пролетел сто двадцать шагов. Тогда ясно, что я должен добавить мешков в бадью. Или уменьшить вес снаряда. Все это как-то связано между собой. Но как?

Его речь превратилась в сдавленный стон, он снова с трудом подавил ярость, чтобы продолжить разговор о загадках, мучивших его, словно назойливые мухи.

— Я не так уж глуп, Соломон. Сто двадцать относится к сотне как шесть к пяти, правильно? Значит, другое число я должен изменить как шесть вместо пяти. Или пять вместо шести? Нет, вес снаряда уменьшаем. Изменяем триста фунтов — как шесть к пяти. Или увеличиваем вес груза как пять до шести, это я про тысячу фунтов. Вот, и сколько у нас пятерок в десяти сотнях? Сколько пятерок в десяти? Их две. Значит, две сотни, и что я тогда с ними сделаю? Возьму их шесть раз. Ох, Соломон, в конце концов я нахожу ответ. Но это занимает такую уйму времени, что ленивый вол успеет вспахать борозду. И мне приходится считать с помощью этих камушков, потому что я забываю, с чего начал!

Шеф даже взвыл от этих головоломок, от невозможности выразить мысли точными словами, и швырнул камешки в голубую воду гавани. Словно в ответ с бронированного плота, стоявшего почти в миле от молов, взвился камень и, пролетев по крутой дуге, шлепнулся в воду. Рабочие старались не замечать обстрела.

— И все это время, — заключил Шеф, — я помню, что брал только самые простые цифры. Потому что снаряд, который нам предстоит кинуть, будет весить, скажем, триста двадцать семь фунтов, а не ровно триста. И для расчета дальности надо будет прибавить не двадцать ярдов к ста, а семнадцать к девяносто пяти.

Он присел у кучки песка.

— Хотел бы я научиться этим фокусам с цифрами у какого-нибудь ученого римлянина. Смотри. — Он начертил на песке знак V. — Я знаю, что это пять. — И он добавил палочку, так что получилось VI. — Это шесть. А если с другой стороны, — он нарисовал IV, — то будет четыре. Но как с их помощью ответить на мой вопрос, я не знаю. Только у древних римлян было достаточно мудрости для этого искусства.

Соломон потеребил свою бороду, удивляясь. Хорошо, что их не слышал Мойша. Или Лазарь. Их мнение о варварах стало бы еще уничижительнее.

— Я думаю, — осторожно проговорил он, — что ответ ты можешь найти не только у древних римлян.

У Шефа заблестели глаза.

— Ты хочешь сказать, что ответ существует?

— Ну конечно. Ты бы узнал его в Кордове, если бы спросил. Но даже здесь многие люди знают его. Каждый торговец, любой астроном. Даже Муатья может помочь.

— И в чем же секрет? — вскочил Шеф.