Король и император

Все три женщины были раздосадованы и испуганы. Раздосадованы потому, что их вырвали из привычного кордовского комфорта и заставили сопровождать своего хозяина, вместе с десятком других красавиц скрашивать ему тяготы походной жизни. Разумеется, их не вынуждали и шагу ступить; их всюду носили в устланных шелками и пухом паланкинах. Разумеется, нашлись рабы, чтобы ночами неустанно размахивать опахалами. Но твердую, выжженную солнцем землю лагеря невозможно было превратить в тенистый столичный двор с фонтанами. Пусть повелитель гордился, что переносит тяготы и невзгоды — хотя и в весьма ограниченном объеме — вместе с теми, кто по пыльным дорогам шел на битву с неверными, но женщины не находили в этом утешения. Одна из них была христианкой, второй пришлось принять ислам в десять лет, а третья вообще была родом из страны с такой необычной религией, что ее не смог бы понять ни один чужеземец. Ничто так не способствует атеизму, как смешение множества противоречивых верований.

Для опасений у женщин было две причины. Во-первых, ни одна до сих пор не подарила халифу ребенка. Поскольку этот факт не мог объясняться недостаточным рвением повелителя правоверных, бесплодие ставилось им в вину; а ведь могли в нем усмотреть и следствие преднамеренного убийства еще не рожденного ребенка. Второй же причиной боязни было то, что стены роскошных шатров не могли заглушить крики несчастных, которых каждый вечер рубили на плахе, забивали палками или сажали на кол за малейшую провинность и неугодность. Женщины страшились внезапных перепадов настроения эр-Рахмана, а уж в таких вещах во всем лагере лучше них не разбирался никто.

— Халиф по-прежнему прислушивается к недоноску Муатье, — сказала англичанка. — Тот все время нашептывает, подстрекает, а сам просто чахнет от зависти и злобы.

— Не может ли Муатья однажды съесть чего-нибудь, от чего ему непоздоровится? — поинтересовалась черкешенка.

— Халифу доложат, что это был яд, — отозвалась франкская девушка. — Поди угадай, на кого тогда падет его гнев. У нас нет человека, которому можно доверять. Здесь — нет.

— Так, может, пусть он добьется своего и мы все вернемся домой?

— Домой? — переспросила англичанка. — Ты хочешь сказать — в Кордову? И это самое лучшее, на что мы можем в жизни рассчитывать? Ждать, когда халиф от нас устанет и пришлет человека с удавкой? Сколько лет тебе осталось, Берта? А тебе, Улед? Мне уже стукнуло двадцать три.

— А что же нам еще остается? — расширив глаза, спросила Берта.

Англичанка, ее звали Альфлед, участвовала во многих гаремных интригах. Она не стала оглядываться и не изменила выражения лица — она засмеялась и зазвенела браслетами, якобы рассказывая о новой любовной игре, которую приготовила для халифа.

— Мы тут пропадаем в походной пыли и зное. Это ужасно, и все, чего мы хотим, — чтобы халиф поскорее победил и мы наконец вернулись в Кордову. Но что, если халиф потерпит поражение? Его армия и флот недавно были разгромлены, вот почему мы здесь. А после поражения…

— …нами, как законной добычей, попользуется пол-армии.

— Не исключено. Но все зависит от армии. Вы ведь слышали, о чем рассказывала нам в Кордове та норманнка. Одна из сражающихся здесь армий в рабство никого не берет, и эту армию возглавляет мой соотечественник. Ну а в армии римского императора полно твоих земляков, Берта. Если мы наложим на себя крестное знамение и попросим защиты от приверженцев пророка, христианские священники будут нам рады.

— Но если ты отвернешься от Аллаха и нарушишь шахаду, пощады от мусульман не жди, — возразила черкешенка.

— Просто нам нельзя проиграть.

— Так что же делать?

— Подстрекать халифа, чтобы ринулся в бой. И потерпел поражение.

— И как это устроить? У халифа есть военачальники, он будет слушать их советы, а не наши. Да мы и сами не знаем, какой совет будет правильным, а какой нет.

— Мы не разбираемся в стратегии, — торжественно заявила Альфлед, — зато разбираемся в людях. Выберем самого большого дурака и будем поддерживать его точку зрения. Самый большой дурак у нас — Муатья. Давайте поможем ему. Пусть наши голоса с подушек нашептывают то же самое, что этот осел говорит на совете. И мы еще кое-что добавим. Как горячо желаем победы нашему повелителю, такому сильному, такому воинственному, такому страстному…

Ее сарказм был принят с молчаливым одобрением. Потом девушка из страны франков сказала:

— Значит, мы договорились, что в случае удачи та из нас, которая окажется в фаворе у победителей, замолвит словечко за остальных? Если так, я с вами. Но я бы посоветовала еще одно, а именно: потянуть время. С каждым днем боевой дух в войске халифа падает. Чем сильнее будет беситься из-за этого халиф, тем быстрее станет распространяться зараза. Среди тайных едоков свинины, среди бывших христиан мустарибов, среди сторонников Тулунидов, среди читателей греческих философских книг, среди тех, кто хотел бы переписать Коран. Среди всех тех, кто в глубине души верит в то, что сказала нам женщина из племени данов.

— Что нет Бога и нет Аллаха, — горячо подхватила Альфлед.