Король и император

Агилульф соскользнул с лошади, исполнительный, но не скрывающий своих сомнений. Он поймал ближайшего человека и стал кричать ему в ухо на солдатской латыни, на которой разговаривал с греками. Пойманный, который знал только родной окситанский диалект и никогда не слышал, чтобы люди изъяснялись на других языках, с ужасом таращился на немца.

Наблюдая эту сцену со своего неказистого мула, дьякон Эркенберт решил вмешаться. Среди согнанных в кучу беглецов он высмотрел черную рясу. Несомненно, деревенский священник, последовавший за своими прихожанами. Эркенберт подъехал к нему, освободил несчастного от хватки свирепствующего сержанта.

— Presbyter est, — начал он. — Nonne cognoscis linguam Latinam? Nobis fas est…[4]

Священник вскоре опомнился и начал вникать в непривычный английский выговор Эркенберта — достаточно, чтобы отвечать на вопросы. Да, он и его земляки видели огни в небе, приняли их за предзнаменование Страшного суда и воскрешения мертвых, за души, поднимающиеся в небеса к своему Господу. Потом кто-то заметил взмах ангельских крыл, и весь полк разбежался в ужасе, который только усилился из-за начавшегося лесного пожара. Да, он лицезрел падающую огненную фигуру.

— И как она выглядела? — возбужденно спросил дьякон.

— Как ангел, в пламени низвергнутый с небес, несомненно, за его непокорность. Ужасно, что опять будет падение ангелов…

— И куда же он упал? — перебил Эркенберт, пока не возобновились причитания.

Священник показал на север.

— Вон туда, где горят кусты.

Эркенберт огляделся. Основной пожар приближался с юга. Похоже, людям императора удастся остановить пламя — просека уже достаточно широка. В работу включились сотни, деловитость и порядок распространялись повсюду, как масло по воде. На севере находился небольшой очаг огня, раздуваемого южным ветром. Он не выглядел опасным, так как примыкал к голому каменистому склону. Эркенберт кивком отпустил священника, повернул мула и подъехал к императору, по-прежнему кричавшему, но уже обнажившему меч.

— Следуй за мной, — буркнул дьякон.

Через сотню шагов император понял, куда направляется Эркенберт, и галопом поскакал вперед, не обращая внимания на густые колючие заросли. Эркенберт неторопливо трусил следом. Когда он приблизился к очагу пламени, император уже спешился и, намотав на руку поводья, смотрел вниз, на землю.

Там лежало разбитое о камни тело. Не оставалось и тени сомнений, что ребенок мертв. Череп был размозжен, оголившиеся кости торчали из разорванных бедер. Император медленно наклонился, взялся одной рукой за край рубахи, приподнял мальчика, точно пушинку.

— Должно быть, у него все кости переломаны, — сказал Бруно.

Эркенберт сплюнул в ладонь и слюной начертал на окровавленном лбу крест.

— Возможно, это милость Господня, — сказал он. — Смотри, перед падением он сильно обгорел.

— Но почему мальчик угодил в огонь? И почему упал? Вернее, откуда упал? — Бруно уставился в небо, словно испрашивая ответа у звезд.

Эркенберт решил осмотреть место и сразу обнаружил валяющиеся на земле обломки, почти полностью спаленные пожаром, который теперь удалялся по направлению ветра. Обломки жердей, легких, сделанных из какого-то растения с полым стволом, похожего на ольху, но более прочного. И несколько обугленных клочков ткани. Дьякон помял их в руке. Это не шерсть и не лен. «Что-то южное, редкое, — подумал он. — Хлопок. Очень тонкий. Тонкая ткань нужна, чтобы держать ветер, подобно парусу».

— Это была машина, — сделал он вывод. — Машина, чтобы нести человека по воздуху. Но не взрослого, а ребенка. Маленького мальчика. Тут никакого колдовства, никакой ars magica. Это была не слишком совершенная машина. Однако новая. И я скажу еще кое-что, — продолжал он, снова поглядев на мертвого ребенка, на его светлые волосы, на глаза, которые вполне могли быть голубыми, прежде чем их опалил огонь. — Мальчишка — мой соотечественник. Я это вижу по его лицу. Словно у церковного певчего. Это лицо англичанина.

— Английский мальчишка летает на новой машине, — прошептал Бруно. — Это может означать только одно: здесь присутствует человек, которого мы оба знаем. Но зачем он это сделал?

Подоспевший Агилульф услышал последний вопрос императора.

— Кто знает? — откликнулся он. — Кто способен проникнуть в замыслы этого дьявола? Помните его загадочный корабль? В сражении при Бретраборге я проплыл в двадцати футах от него, но все равно до самого конца битвы не понимал, что это за судно.

— Самый простой способ разгадать план, — сказал Эркенберт, обращаясь к императору на нижненемецком языке, так похожем на родной англо-нортумбрийский диалект дьякона, — это предположить, что он удался.

— Ты о чем?! — рявкнул Бруно.

— Итак, мы видим римского императора ночью в глухих зарослях, он стоит со своими советниками, и никто не понимает, что происходит и что нужно делать. Возможно, именно этого и добивался противник. Чтобы мы просто здесь топтались, ничего не предпринимая.