Читаем Король франков полностью

Монастырь опоясывала стена из камня высотой около пятнадцати футов, пробить в ней брешь или перелезть через неё представлялось делом безнадёжным; зато ворота — чуть ниже высотой — были деревянными. На них и уставился Можер, не слезая с лошади.

   — Как думаешь, Рено, — спросил он спутника, — удастся мне справиться с этой деревяшкой?

   — Доски крепкие; надо полагать, с ходу их не возьмёшь, к тому же они укреплены раскосными брусьями, — ответил монах. — Здесь нужен таран.

   — А для чего я взял с собой меч и топор? Но для начала поработаю кулаками, давно, чёрт возьми, я не пускал их в дело.

   — Ни к чему раньше времени отбивать руки, граф; как и в каждом монастыре, тут есть дверь, — и Рено указал на еле заметный проем в воротах.

   — То-то я думаю: как это они ухитряются выходить отсюда? — ухмыльнулся нормандец, почёсывая за ухом. И тут же решил: — Что ж, значит, придётся выломать эту дверцу.

   — Не спеши, вдруг они впустят тебя?

   — Сам говорил, что мужчинам вход сюда запрещён!

   — Но ведь ты родственник аббатисы, это что-нибудь да значит.

   — Я думаю, чёрт побери! А кто у них на воротах, монахиня?

   — Возможно, хотя этот пост для испытуемых и послушниц.

Они спешились и подошли к двери, больше похожей на калитку. Скептически оглядев её, Можер хмыкнул:

   — Нет, приятель, если мои воззвания к родственным чувствам настоятельницы возымеют действие, я крикну, чтобы открыли ворота, а если эти индюшки окажутся глухими, я начну действовать кулаками и топором.

   — Но зачем, если можно войти в дверь?

   — Вот в эту самую? — презрительно сплюнул нормандец. — И для этого, полагаешь, я должен буду согнуться вдвое?! Запомни, монах, сын Ричарда Нормандского не сгибался даже перед королём! Полагаешь, он позволит себе склонить голову, чтобы войти в какой-то курятник? Держи-ка лучше мою лошадь, я начинаю.

   — Последнее предупреждение, граф! — остановил его Рено. — Не пытайся с ходу идти напролом и сразу же искать девчонку. Уверяю, не найдёшь. Эти гусыни мигом разбегутся по своим кельям, попробуй, разыщи потом нужную дверь! А потому действуй осторожно, не навлекая на себя излишних подозрений. После уж, когда крошка будет рядом, поступай, как хочешь. Жаль, что мне нельзя с тобой: светскому лицу это право дано, монаху — нет.

   — Ничего, Рено, я и один справлюсь, — подмигнул приятелю нормандец и, надев кожаные перчатки, принялся стучать кулаком в ворота.

   — Однако!.. — проворчал святой отец, слушая глухие удары и почёсывая в затылке. — Не пойму только, зачем он взял топор?

И покачал головой, когда услышал, как жалобно затрещало дерево. Тотчас по другую сторону ворот послышался испуганный девичий голос:

   — Что вы делаете! Как вы смеете! Прекратите сейчас же во имя всех святых!..

   — Наконец-то я достучался, сто тысяч чертей в глотку этим соням! — раздалось в ответ. — Эй, малютка! Если бы я не услышал твоего ангельского голоска, клянусь башмаком моего прадеда, от этих ворот остались бы одни щепы, годные лишь в топку!

   — Кто вы такой? — вопросил тревожный голосок. — Что вам надо?

   — Войти в ваш хлев, вот чего я хочу, чёрт побери! — вскричал Можер. — Неужто это не понятно?

   — Но зачем? И кто это говорит?

   — Зачем? Затем, что я хочу видеть вашу настоятельницу!

   — А для чего она вам?

   — Да потому что она моя бабка, стало быть, я её родственник по имени Можер, граф Нормандский. Теперь тебе понятно?

   — Понятно, только мать Анна нынче почивает, — донеслось из-за ворот.

   — Так пойди и разбуди её!

   — Нам нельзя этого. Настоятельница строго-настрого запретила беспокоить её во время сна.

   — Ничего, услышав такое сообщение, она простит тебя, клянусь рогом дьявола!

   — Господи, избави от лукавого, — забормотала привратница, видимо, крестясь при этом. — Нет, я не пойду, — прибавила она громче, — нам запрещено нарушать устав. Вам придётся подождать, пока аббатиса проснётся.

   — И сколько ждать?

   — Покуда пробьют послеполуденную склянку.

   — А когда её пробьют?

   — Ещё не скоро, мать настоятельница улеглась недавно.

   — Не скоро? Значит, по твоей милости я должен изнывать тут на жаре, дожидаясь, пока выспится эта старая ведьма? Ну, крошка, тебе придётся пожалеть, что ты была так неприветлива со мной. Ещё немного, и от этих ворот останутся лишь воспоминания, а моя бабка устроит тебе хорошую трёпку. Не говоря о том, что я сорву с тебя твой балахон и как следует отшлёпаю по заднице, едва расчищу себе проход.

И Можер вновь принялся колотить кулаками в ворота. После нескольких ударов одна из досок наконец треснула и, надавив на неё, Можер отбросил один конец вниз. Тотчас перед ним возникло миловидное личико с расширенными от ужаса глазами, глядящими на него.

   — Клянусь преисподней, красотка, у тебя прелестная мордашка! — воскликнул нормандец, разглядывая её. — Да и платье непорочной девы тебе к лицу. Не правда ли, брат Рено? — обернулся он.

   — Господин, как вы смеете!.. Нам запрещено смотреть мирянам в глаза в искушение греха, насылаемого дьяволом, — забормотала юная монахиня, отворачиваясь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза