Как-то вечером с ними отправилась Зофья Налковская, «в последний раз отводя душу» перед свадьбой с Ригьером. Водку она пила из бутылки, расцеловала любовницу хозяина прачечной и весело флиртовала с Личинским, безнадежно в нее влюбленным. В этой грубой обстановке Генрик тоже ощущал себя освобожденным, но по-иному. Его душа, которая «выла, как собака», была спущена с поводка.
«Мне приснилось, будто я пудель, — так Янек (уменьшительное от Януш) начинает полуавтобиографический роман, над которым Генрик работал в то время. — Шерсть у меня сбрили. Без нее я чувствовал себя знобко, но, зная, что хозяин доволен, я вилял хвостом и преданно заглядывал ему в глаза… У меня не было ни блох, ни тревог, ни ответственности. Однако мне полагалось быть преданным и верным, а также показывать, что я умен, как положено пуделю».
Пудель переживает катастрофу, когда прохожий на улице глядит на него не с восхищением, а с жалостью и его глаза говорят: «На душу этой собаки надет намордник». Полностью деморализованный, пудель не ест, не спит и настолько утрачивает связь с реальностью, что кусает руку хозяина. Его собираются пристрелить, но тут рассказчик просыпается.
Роман «Дитя гостиной» посвящен пробуждению. Янек осознает, что всю жизнь спал, подчиняясь представлениям своих родителей о том, чем он должен быть. На грани самоубийства, чувствуя себя так, будто он потерял душу, Янек уходит из дома, прорычав матери и отцу: «Слезьте с меня! Слезьте… или я укушу!»
Ему удается снять десятую постель в комнате, уже занятой семьями заводского слесаря и извозчика, он тратит последнюю копейку в кабаке, просит милостыню на улицах и идет с проституткой к ней. Но его совсем не влечет к этой женщине. «Расскажи мне что-нибудь», — просит он, когда они лежат в постели. «Ты такой скучный», — отзывается она. «Мне жаль тебя», — говорит он, сгребая простыни и излагая план спасения проституток, который он когда-то придумал вместе со своим другом Сташем.
А тянет Янека в этот трущобный район из-за детей, брошенных без присмотра, подвергающихся побоям. Он натыкается на них в тени домов. «Их бледная кожа была как лист тонкого пергамента, натянутого на сухие кости». Под мостами он оделяет их сластями и лекарствами, внушая, как он надеется, веру в людскую доброту. Он посещает их убогие жилища, рассказывает им сказки, учит читать. Упорядоченность, заложенная в грамматике, может поспособствовать упорядочению их мышления.
В Сочельник, переодетый святым Николаем, Янек обходит комнаты трущобного дома, где живет, раздавая подарки детям — мячик, яблоко, свечки. Он вешает крестик на шею рыжего мальчугана, которого так и называют «Рыжик». Тот совсем один сидел в темноте. Когда малыш спрашивает, взаправду ли он святой, Янек отвечает «да», пораженный тем, что такой вопрос задал ему именно ребенок.
И в этот момент Янек осознает, что изменился, что «новые невидимые силы» вливаются в него, чтобы «озарять» ему путь. Из поглощенного собой писателя, собирающего материал для книги, он преобразился в человека, проникнутого духовной верой, ответственного за ближних своих.
В романе заключены все стороны жизни самого автора: его стесненное детство, страх перед самоубийством и сумасшествием, стремление уклониться от секса, решимость стать реформатором общества, преданность детям. К концу книги Янек утрачивает почти все свои иллюзии, но только не ярость, вспыхнувшую при известии о том, что две осиротевшие девочки стали жертвами сексуальных посягательств своего дяди. Когда ночью в трущобах полицейский велит Янеку отправляться восвояси, он кричит на него, как когда-то на своих родителей: «Убирайся отсюда! Не то я укушу! Я укушу-у-у-у!..» И его вопль становится нечленораздельным.
Пока «Дитя гостиной» выходил выпусками в «Голосе», подписанный «Янушем Корчаком», Генрик Гольдшмидт начал стажировку в Еврейской детской больнице. Но едва он получил диплом в марте 1905 года, как его мобилизовали в качестве врача и отправили на фронт Русско-японской войны. Внезапно вырванный из привычной жизни, «будто раб или марионетка», новоиспеченный лейтенант был прикомандирован к санитарному поезду, курсировавшему по транссибирской железной дороге между Харбином и Мукденом. Япония, после вековой изоляции внезапно занявшая место среди современных государств, одерживала победы на суше и на море над деморализованными русскими войсками, изъеденными коррупцией, бездарно управляемыми и плохо обеспеченными.
Молодой доктор быстро понял, что «война помогает увидеть болезнь всего тела». Пациенты, выстроившиеся в тот первый дождливый день на станционной платформе, показались ему «узниками», ожидающими лечения от энтеритов, гастритов, венерических болезней и хронических недугов. Их болезни, как и международный конфликт из-за рынков Маньчжурии и Кореи, «уходили невидимыми корнями в прошлое», а от этого быстрого исцеления быть не может.