Сначала они отправились к главе администрации района, где располагался лагерь. Тот встретил их очень тепло. Затем они вместе нанесли визит немецкому коменданту капитану Стефенсу, который оказался инженером шведского происхождения. Говорили по-немецки. Стефенс не только согласился, что лагерь должен принять детей на июль и август, но и обещал заменить кое-какое оборудование и дать разрешение завозить в лагерь продукты питания.
Так что летом 1940 года дети смогли забыть на время о том, что творится в мире за пределами «Маленькой Розы», но Корчаку отдыхать не пришлось. По нескольку раз в неделю ему приходилось бывать в Варшаве, чтобы обеспечить доставку провизии в лагерь. Настроение его менялось в зависимости от успехов в добывании продуктов и от того, с чем он сталкивался в городе. Витольд Качановский, сын директора дома душевнобольных в Твурках, вспоминает, как однажды вез с отцом на телеге выращенное пациентами зерно. Отец остановил лошадь у лагеря «Маленькая Роза» и поздоровался с Корчаком как старый знакомый. Витольд был тогда слишком мал и не знал, передавалось ли зерно в дар, или отец продавал его для нужд лагеря.
На ночь Корчак брал в свою комнату несколько больных малышей — на случай, если они захотят пить или воспользоваться ночным горшком. Он боялся, что молодые воспитатели, заснув, не услышат зов ребенка. Как-то раз, приехав в лагерь, Ида Межан увидела Корчака в окружении детей, но говорил он, похоже, сам с собой. Или, быть может, он молился?
В сентябре, вернувшись с детьми в Варшаву, Корчак узнал, что Саксонская площадь переименована в площадь Адольфа Гитлера и что все парки теперь зарыты для евреев. Еврейским врачам надлежало зарегистрироваться в гестапо, лечить арийских пациентов им запрещалось. Корчак заполнил анкету со всей прямотой: постоянный адрес — улица Злота, 8, квартира 4; адрес места работы — Крохмальная улица, 92; офицерское звание во время Первой мировой войны — капитан; звание в польской армии — майор; религия — вера Моисея; профессиональная деятельность — педагогика и педиатрия; научные интересы — изучение детей. Однако волнение Корчака проявилось в том, что он указал дату своего рождения, и без того неточную, с ошибкой на сто лет: 22 июля 1978 (1979?) года. В конце анкеты он поставил подпись: Д-р Г. Гольдшмидт.
Когда англичане начали воздушные бомбардировки Берлина, в Варшаве возродились оптимистические ожидания. Многие надеялись, что война закончится через два-три месяца. В середине сентября Корчак встретил Адама Чернякова, чей авторитет как председателя юденрата распространялся на все сферы еврейской жизни в оккупированной Варшаве. Дневник Чернякова был полон записей о евреях, вышвырнутых из своих жилищ, о массовых самоубийствах, о матерях, с рыданием провожающих сыновей в трудовые лагеря. И вот среди этих заметок Адам пишет, как насмешил его рассказ Корчака о беседе с Веделем, владельцем шоколадной фабрики. Когда Ведель пожаловался Корчаку на то, что не может продать ему 120 фунтов зерна, поскольку торговля с евреями запрещена, Корчак мгновенно ответил фабриканту: «Так подарите нам это зерно!»
Еще через месяц Адам пишет в дневнике о забавном плане Корчака найти средства: юденрат должен обложить налогом каждого еврея, который оставляет просьбу о помощи на могиле цадика, и эти деньги использовать для помощи бедным.
Глава 28
Арест
В Польше никогда не было окруженных стеной гетто, подобных тем, что существовали в других европейских странах в Средние века, однако уже в первые дни оккупации стали распространяться слухи о планах немцев такое гетто построить.
Своими противоречивыми распоряжениями нацистам удавалось держать Чернякова в состоянии замешательства. Сначала юденрату было предписано окружить колючей проволокой «карантинный участок» еврейского квартала, затем поступил приказ огородить эту территорию стеной. Черняков возражал, говоря, что строительство стены приведет к повреждению водопроводных труб и канализации, а также электрических и телефонных кабелей, но он проиграл эту битву. На юденрат были возложены как расходы на строительство, так и обеспечение его рабочей силой. В июле 1940 года, когда двадцать секций стены были уже установлены, Чернякову сообщили, что немцы приняли решение отказаться от строительства. Однако в разговоре с Корчаком в середине сентября он поделился своей уверенностью, что гетто в Варшаве появится: к тому времени в провинциальных городах уже было несколько небольших подобных территорий, а в Лодзи — большое гетто, со всех сторон окруженное колючей проволокой.