Король былого и грядущего

– Существуют йоркширские Дербники, – произнесла наконец ее почетное превосходительство своим медленным голосом, – и валийские Дербники и Мак Дербники с севера. Затем имеются Дербники Солсбери, есть кое-кто в окрестностях Экебура, также О’Дербники из Коннаута. Но я что-то не слышала ни о каком семействе из Дикого Леса.

– Осмелюсь сказать, мадам, – произнес Балан, – это, скорее всего, младшая ветвь.

«Благослови его Бог, – подумал Варт. – Завтра специально словлю воробья и скормлю ему, когда Хоб отвернется».

– Не сомневаюсь, Капитан Балан, что это правильный вывод.

Вновь наступило молчание.

В конце концов сапсаниха звякнула в колокольчик. И произнесла:

– Ну что же, перейдем к катехизису, а после – присяга.

Варт услыхал, как при этих словах слева от него нервно закашлялся перепелятник, но сапсаниха не обратила на это внимания.

– Дербник из Дикого Леса, – сказала она, – каковы суть Звери Ногатые?

– Звери Ногатые, – ответствовал Варт, благословляя свою звезду, что свела его с сэром Эктором, давшим ему Первостатейное Образование, – суть скакуны, собаки и соколы.

– Отчего же оные прозываются «Звери Ногатые»?

– Оттого что жизнь сих зверей зависит от мощи их ног, а потому, по закону, всякий, кто причиняет ущерб их ногам, почитается покусителем на сами их жизни. Ибо захромавший скакун – это мертвый скакун.

– Хорошо, – молвила сапсаниха. – Каковы суть твои наиглавнейшие члены?

– Крылья, – ответил Варт, мгновенье поколебавшись. Это была догадка, ибо ответа он не знал.

Одновременно звякнули все колокольца, и надгробные изваяния горестно опустили поджатые ноги. Теперь они, обеспокоенные, стояли на двух ногах.

– Твои что? – резко воззвала сапсаниха.

– Он сказал – его проклятые крылья, – сообщил из своего загона Полковник Простак. – Кто первым крикнет «Стой!», тот проклят будет!

– Крылья и у дрозда есть! – выкрикнул кобчик, в тревоге впервые раскрыв свой острый изогнутый клюв.

– Думай! – чуть слышно шепнул Балан. Варт лихорадочно думал.

Крылья, хвост, ноги, глаза – чего же нет у дрозда?

– Когти!

– Это сойдет, – добродушно произнесла сапсаниха, выдержав одну из своих пугающих пауз. – Верный ответ – «Ноги», как и на все остальные вопросы, но «Когти» тоже неплохо.

И все соколы, – мы, разумеется, вольно используем это понятие, ибо были средь них соколы, были и ястребы, – вновь подобрали ноги и успокоились.

– Каков же первый закон ноги?

(«Думай», – сказал дружелюбно настроенный маленький Балан из-под ложного махового пера.) Варт подумал, и надумал правильно.

– Не пущать, – сказал он.

– Последний вопрос, – произнесла сапсаниха. – Как мог бы ты, Дербник, убить голубя крупнее себя.

Тут Варту повезло, ибо он слышал рассказ Хоба о том, как это сделал однажды Балан, и он осторожно ответил:

– Я придушил бы его ногой.

– Хорошо! – сказала сапсаниха.

– Браво! – встопырив перья, воскликнули остальные.

– Девяносто процентов, – быстро прикинув, сообщил перепелятник. – Если, конечно, вы дадите ему половинку за когти.

– Пусть дьявол закоптит меня! Проклятье!

– Полковник, прошу вас!

Балан зашептал Варту:

– Полковник Простак несколько не в себе. Мы полагаем, что тут вся причина в печени, но кобчик уверяет, что он не выдержал постоянного напряжения, в котором ему приходится жить, чтобы соответствовать высоким принципам ее светлости. Он говорит, что ее светлость однажды обратилась к Полковнику с высоты своего положения в обществе, как кавалерист к пехотинцу, понимаете, и тому оставалось только зажмуриться – голова пошла кругом. Так он с тех пор и не оправился.

– Капитан Балан, – произнесла сапсаниха, – шептаться невежливо. Мы продолжаем вступительные испытания нового офицера. Ваш черед, падре.

Бедный перепелятник, вид которого в последние несколько минут становился все более нервным, запунцовел и принялся лепетать какую-то путаную клятву, в коей упоминались ногавки, должики и клобучки. «Сею ногавкой, – слышал Варт, – наделяю тебя… любви, почета и повиновенья – пока должик нас не разлучит».

Но прежде чем падре добрался до конца этой клятвы, голос его сорвался, и он зарыдал.

– О, смилуйтесь, ваша светлость, я проявил небрежение и не сумел сохранить учебные пособия.

(«Учебные пособия – это кости и прочее, – объяснил Балан. – Ты ведь должен присягнуть на костях».)

– Вы не смогли сохранить учебные пособия? Но это первейший ваш долг – хранить учебные пособия.

– Я знаю.

– Что же вы с ними сделали?

Голос перепелятника треснул под тяжестью кощунственного признания:

– Я… я их съел. – И несчастный священник расплакался.

Никто ничего не сказал. Нарушение воинского долга было настолько ужасным, что слова утратили смысл. Все стояли на двух ногах, поворотив к преступнику незрячие головы. Ни слова осуждения. Только и слышно было во все пятиминутное молчание, как всхлипывает и тихо-тихо икает невоздержный священнослужитель.

– Ну что же, – в конце концов произнесла сапсаниха, – придется отложить посвящение до завтра.