– Ты-то, милая тетушка, совершенно напрасно толкуешь о смерти: ты окружена любящими тебя людьми, жизнь тебе улыбается!
Но Тира покачала головой:
– Ошибаешься, Гакон, – возразила она. – Вчера Хильда ворожила, приготовляя лекарство для утоления моей жгучей боли в груди, и я видела, как лицо ее при этом приняло такое зловещее выражение, что я сразу все поняла… с этой минуты я узнала, что надо мной произнесен смертный приговор. Когда же ты так тихо подошел ко мне и я взглянула в твои грустные глаза, то мне показалось, будто я вижу перед собой вестника смерти. Но ты, Гакон, здоров и силен: ты долго будешь жить… Будем же говорить пока только о жизни!
Гакон наклонился и поцеловал бледный лоб Тиры.
– Поцелуй и ты меня, Тира, – прошептал он. Молодая девушка исполнила его желание и потом оба молча начали смотреть на небо, постепенно покрывавшееся блестящими звездами.
Вскоре вернулся Гарольд со своей невестой, которая успела успокоить его, что было заметно по его безмятежной и веселой улыбке.
Юдифь внезапно вздрогнула, приметив Гакона.
– Виноват, Гакон, что я забыл тебя представить моей невесте, проговорил Гарольд, – это сын моего брата, Свена, Юдифь. Ты, кажется, не видела его ни разу в жизни.
– О, нет, я его видела. – прошептала Юдифь.
– Но когда же и где?
«Во сне», хотела было ответить она, но тотчас же одумалась.
Гакон раскланялся с ней и подал ей руку, а Гарольд обратился с приветствием к своей сестре, которую он должен был отослать к норманнам, если б захотел исполнить договор свой с герцогом Вильгельмом.
– Обними меня, Гарольд, и укутай своим плащом: мне холодно, прошептала жалобно Тира.
Гарольд прижал ее к себе и посмотрел тревожно на ее исхудалое личико. Затем он повел ее в дом, между тем как невеста его следовала за ним в сопровождении Гакона.
– А дома ли Хильда? – спросил Гакон.
– Нет, она тотчас же после обеда ушла в лес, – ответила Юдифь нехотя: близость Гакона производила на нее необъяснимо тяжелое впечатление.
– Знаешь что, Гарольд, – обратился молодой человек к графу, – я прямо пойду к твоему дому, чтобы предупредить сеорлей о твоем прибытии.
– Ненужно, – возразил Гарольд. – Я намерен дождаться Хильду и пойду домой только поздно ночью… Вообще я уже отдал приказания Сексвольфу. Мы с тобой с восходом солнца отправимся в Лондон, а оттуда уже выступим против бунтовщиков.
– Хорошо… Прощай, благородная Юдифь! Прощай и ты, милая тетушка… Поцелуй меня еще раз, в залог нового свидания.
Тира нежно обняла его и шепнула ему:
– Да, в могиле, Гакон!
Молодой человек запахнулся плащом и направился задумчиво к холму. Дойдя до могилы витязя, он встал подле нее.
Сделалось совершенно темно, и вокруг Гакона царствовало полнейшее молчание, когда вдруг над его ухом раздался чей-то ясный и отчетливый голос:
– Чего ищет молодость у безмолвных могил? Ничто и никогда не могло удивить и поразить Гакона. Самообладание его заключало в себе что-то ужасное, если принять в расчет, как он еще молод. Он проговорил, не оборачиваясь:
– Зачем ты называешь мертвецов молчаливыми, Хильда?
Пророчица положила руку на его плечо и взглянула ему в лицо.
– Ты прав, сын Свена, – ответила она. – Абсолютного молчания нет нигде, и для души никогда нет покоя… Так ты вернулся на родину, Гакон?
– Вернулся, но я и сам не знаю – зачем… я был везде веселым, беспечным ребенком, когда ты предсказала моему отцу, что я рожден на горе и что самый славный час мой будет и последним для меня часом в жизни… с тех пор моя веселость исчезла навсегда!
– Но ты тогда был еще таким крошечным, что я удивляюсь, как ты мог обратить внимание на мои слова… я как будто сейчас вижу тебя играющим на траве с соколом твоего отца – в то время, когда он спрашивал меня о твоей судьбе.