Коробка в форме сердца

— Это ты, Дэнни? Все еще заплутавши? — спросил он.

— Ага, — с невеселым негромким смехом ответил Дэнни. — Все еще заплутавши. Тут телефон-автомат, посреди глухомани какой-то… смешно: их ведь почти нигде уже не увидишь.

Джорджия, даже не оглянувшаяся на Джудов голос, не отводила взгляд от экрана.

— Надеюсь, ты звонишь не затем, чтоб я ехал тебя искать, — проворчал Джуд. — У меня тут без этого хлопот полон рот. Если еще за тобой ехать придется, лучше прячься как следует.

— Я все понял, шеф. Разобрался, как оказался здесь. На этой темной дороге.

— И как же?

— Покончил с собой. Повесился пару часов назад. А эта дорога в темноте… это вот смерть и есть.

У Джуда волосы поднялись дыбом, затылок и спину будто бы обожгло ледяным холодом.

— Мать моя в точности так же повесилась, — продолжал Дэнни. — Только у нее получилось намного лучше. Она себе шею сломала и умерла сразу. А я в последнюю секунду струсил, упал не так резко и… долго потом умирал.

Из телевизора у противоположной стены донесся прерывистый, сдавленный хрип, будто там тоже кто-то задыхается насмерть.

— Долго я умирал, Джуд, — повторил Дэнни. — Помню: висел, качался, на собственные ноги глядел… Я теперь много, много всякого помню.

— А с чего тебе вешаться вздумалось?

— Он заставил. Мертвец. Пришел со мной повидаться. Я собирался вернуться в офис и отыскать тебе те самые письма. Подумал, что уж это-то дело должен закончить, да и вообще слинял как-то не по-хорошему… пошел в спальню, за курткой, а он там. Ждет. А я ведь даже не знал, как петлю вязать правильно, пока он не показал, — сознался Дэнни. — И с тобой он точно так же покончить думает. До самоубийства тебя собирается довести.

— Не дождется.

— Его голос… понимаешь, не слушаться его голоса — дело очень нелегкое. Мне вот не удалось. А еще он слишком много про меня знал. К примеру, что это я дал сестре героин, которым она вмазалась и передоз словила. И еще рассказал, что наша мать повесилась как раз из-за этого: не смогла, сказал, жить, зная, что я натворил. А напоследок сказал: будь во мне хоть капля порядочности, я сам повесился бы давным-давно. И, действительно, прав был…

— Нет, Дэнни! — рявкнул Джуд. — Нет! Хрен там он был прав, и ты зря его…

Казалось, Дэнни задыхается на каждом слове.

— Не зря, Джуд. Не зря. Не поспорить с ним было, пойми. Как с таким голосом спорить? Не в человеческих это силах.

— А вот посмотрим, — сказал Джуд.

На это Дэнни не возразил ни словом. В телевизоре какие-то двое яростно препирались по-испански по ходу действия. Негромкий прерывистый хрип не смолкал. Джорджия по-прежнему не отводила глаз от экрана. Время от времени по ее плечам пробегала волнами частая мелкая дрожь вроде приступов судорог.

— Пора мне, Дэнни.

Однако Дэнни молчал. Слушая негромкий треск помех в трубке, Джуд понял, что Дэнни чего-то ждет, ждет каких-то последних прощальных слов, и наконец добавил:

— Не останавливайся, парень, иди. Любая дорога куда-нибудь да приведет.

Дэнни рассмеялся.

— А ты, Джуд, вовсе не так черств, как думаешь. Ты сам-то об этом знаешь?

— Ага. Только не говори никому.

— Могила, — заверил его Дэнни. — Прощай.

— Прощай, Дэнни.

С этим Джуд подался вперед, аккуратно положил трубку на рычаги и тут, склонившись над столом, обнаружил, что встроенный в пол сейф позади стола отперт. Поначалу ему подумалось, что сейф отпер призрак, однако эту мысль он немедля отверг. Призрак… скорее уж, Джорджия. Код она знает.

Развернувшись, он взглянул на ее затылок, на дрожащий, мерцающий голубой ореол, на экран телевизора за ее креслом.

— Джорджия? Милая, что там с тобой?

Джорджия не откликнулась.

Беззвучно ступая по ворсистому ковру, Джуд подошел к ней поближе. Прежде всего, ему бросилось в глаза изображение на плоском экране: убийцы приканчивали худосочного белого парнишку. После они отвезут его подругу в шлакоблочный домик невдалеке от берега, но пока что остановились на грунтовой дороге где-то посреди заросших лесом холмов над Калифорнийским заливом. Парнишка с белыми пластиковыми наручниками-стяжками на запястьях ничком лежал на земле. В лучах тропического солнца его кожа казалась бледнее рыбьего брюха. Рядом, придавив его шею подошвой ковбойского сапога, стоял косоглазый, рыжеволосый, карликового роста англо[36] с клоунской завивкой «под африканца». Рядом, у обочины, притулился черный микроавтобус с распахнутыми настежь задними дверцами. Возле заднего крыла замер пухлощекий мексиканец в спортивном костюме и темных очках. Казалось, он чем-то глубоко оскорблен.

— Нос эстамос ендо. Аора[37], — сказал мексиканец в темных очках.

Косоглазый коротышка скривился, отрицательно покачал головой, однако послушно направил ствол крохотного револьвера в затылок пленника и нажал на спуск. Из дула вырвалось пламя. Голова парнишки в наручниках, ударившись оземь, подпрыгнула, окуталась облаком мельчайших кровавых брызг.

Англо убрал ногу с шеи убитого и чуть ли не с балетным изяществом, осторожно, чтоб не запачкать сапог в крови, отступил прочь.