Корниловец

Как назло, над морем повис туман. Не слишком густой, он всё же скрывал даль, размывая видимый мир. Командир корабля вышел на крыло мостика, размял папироску, закурил, щуря глаза и втягивая щёки. Солнце едва проглядывало сквозь мешанину туч, и бурые тени от дымных шлейфов бежали по огромной палубе, по угловатым орудийным башням.

— Вахтенный офицер, — резко сказал Сергеев, — цукните ^[123]там вперёдсмотрящему, чтоб не дремал.

Вахтенный тут же гаркнул:

— На баке!

— Есть на баке, ваше благородие! — глухо донеслось с носовой палубы.

— Не зевать! Зорко смотреть вперёд!

— Стараюсь, ваше благородие… Ох… На правом крамболе ^[124]перископ!

— Приготовиться к минным атакам! — всполошились на мостике.

Первыми на субмарину напали два гидро — аппараты покружили над нею, стрелки дёрнули за тросики, освобождавшие зажимы под крыльями, и четыре бомбы ухнули вниз, с громом поднимая столбы белой воды. Вторыми вступили в бой артиллеристы линкора — два шестидюймовых орудия открыли огонь, обстреливая субмарину ныряющими снарядами. ^[125]

Пятый или шестой выстрел накрыл лодку-злодейку — по воде расплылось обширное масляное пятно, вскипели пузыри, начали всплывать обломки.

— Прекратить огонь! — скомандовал Сергеев, мелко крестясь.

Грохот выстрелов и взрывов стих, и тут же зыбкую тишину прорезали крики о помощи. Их перекрыл слабый гудок и стих — видать, пар кончился.

Авинов всё вглядывался в туман, не видя, а скорей угадывая смутные тени. Неожиданный шквал сменил долгое безветрие, буквально сдувая белесую пелену — как будто театральный занавес отдёрнули. Если жизнь — театр, то на его сцене разыгрывалась одна из множества человеческих трагедий — кораблекрушение.

Не слишком большой пароход, чёрный, со ржавыми потёками на бортах, медленно погружался в воду. Вся носовая часть его уже ушла на глубину, волны заплёскивали на белую надстройку с высокой чёрной трубой. Корма судна с надписью «Йилдиз Деде» медленно поднималась над водою, по красному днищу, полосатому из-за скользких бурых водорослей, стекали ручьи, а на юте ^[126]судьба ставила спектакль «Спасайся, кто может!».

Могли не многие. Одна из шлюпок плавала рядом с пароходом, перевернувшись вверх дном, другая висела перекошенной — захлестнулись фалы на талях, — а за место в третьей сражалась полусотня добрых молодцев. Они плавали вокруг лодки, лезли в неё, отбивались друг от друга, цеплялись за тех, кто уже забрался на борт, а те били каблуками по пальцам, по головам, яростно крича, ругаясь или призывая Аллаха. Женщин среди них не было — слабый пол визжал и выл, не покидая парохода. Какая-то бабуся, замотанная с ног до головы в чёрное, ухватилась одной рукой за леер, а другой истово отмахивала крестное знамение, возведя очи горе. Её соседка, бледная, как подступающая смерть, молилась про себя, покачиваясь, закрыв глаза, — одни губы шевелились.

Мощный гудок линкора грянул как гром с небес — и тишина. Усачи с бородачами молча уставились на огромный корабль, возникший ниоткуда. Смолкли и женщины, но ненадолго — там вскрик, там стон, и все снова заголосили, теперь уже моля Аллаха уберечь от мести зловредных русских.

Между тем зловредные русские спускали правый трап и кричали с бортов, чтобы утопающие залезали поживее.

— Ну, чего ты на меня таращишься? — орал Лукьян Елманов. — Лезь давай!

— Вам что, особое приглашение нужно?

— Одно слово — турки!

Саид Батыр перевесился через борт, очень доходчиво растолковав терпящим бедствие, что им надо делать и с какой скоростью. Это помогло — пассажиры и команда «Йилдиз Деде» попрыгали в воду и поплыли к спасительному трапу. Пару старушек уважительно свели под руки по кренящейся палубе, а одна девушка, в коротком, дешёвом пальто, из-под которого выглядывало длинное и дорогое платье, сиганула прямо с кормы.

Авинов огляделся в поисках каната, но тут парочка матросов сбросила за борт верёвочный штормтрап, и девушка вцепилась в плетёные перекладины, стала подниматься ловко и быстро, словно всю жизнь лазала по вантам.

Кирилл помог ей перелезть на палубу, и молодая особа одарила его признательным взглядом. И это было всё, что довелось увидеть штабс-капитану, — огромные чёрные глаза, точёный носик, разлёт соболиных бровок. Платок скрывал половину девичьего лица, хотя в том, что оно прекрасно, Авинов не сомневался.

— Благодарю вас, — сказала красавица на чистом русском языке и отошла, нетвёрдо ступая по палубе. Вода лилась с неё, но девушка будто и не замечала таких пустяков.

Между тем турки прибывали — и кричали уже от радости. А несчастливый «Йилдиз Деде» словно только этого и дожидался — задрав корму вертикально, он стал быстро опускаться в пучину, содрогаясь и пуская фонтаны воды из вышибленных иллюминаторов. И вот закрутилась, забурлила воронка, сплетая белопенную спираль. Был пароход — и нету.

«Осмотреться» вылетели все гидро, какие были, скользнул вперёд и быстрый «Гаджибей», но горизонты были чисты, а глубины пусты. И караван двинулся прежним курсом.

В половине шестого по кораблю разнеслась команда:

— Окончить все работы! На палубах прибраться!