Корни неба

- Что именно?

- Этот фокус природы.

- Тебе его разъяснят, не бойся.

- Эмиль!

- Ну что еще?

- Почему ты помогаешь жукам?

- Из христианского милосердия, понятно?

- Молодец, - сказал отец Жюльен.

- А ты, кюре, помолчи. Тебе больше веры нет. Ты себя уронил. Лучше помалкивай.

- Верно, - заметил кто-то. - Да неужто он нам не мог подсобить, твой боженька? Какой же от него толк?

- Послушайте, ребята, я же делаю все, что могу! - воскликнул отец Жюльен.

- Ну да, ну да.

- Вы мне не верите?

- Верим, верим.

- А все же он мог нас выручить. Мы же валяемся на спине, разве он не видит?

- Клянусь, я делаю все, что могу, - повторил отец Жюльен.

- Даже мы и то стараемся что-то сделать для неуков.

- Да ладно, чихали вы на этих жуков, - сказал отец Жюльен. - Вы поступаете так из гордыни. Если бы не концлагерь, шагали бы по этим жукам и даже не заметили бы, что они существуют. Все идет из головы, а не из сердца. Дохнете от гордыни, и все...

- Это не гордыня, - возразил кто-то едва слышно. - Это другое...

- Юсеф!

- Да, муссие.

- Брось ты свое "муссие". Уже не надо. Я все знаю.

Они держали лошадей под уздцы, находясь в глухой чаще, под колючими кустарниками, что прикрывали их своими ветками; над головами желтел бамбук; один стоял, выпрямившись, с пулеметом на изготовку, другой сидел на камне, погрузившись в воспоминания и улыбаясь, высокомерный и такой уверенный в себе, что понять его было невозможно... Грузовиков уже не было слышно, кругом царила тишина, безумствовали одни насекомые. Юсеф видел спину Мореля, которая, казалось, ждала выстрела, а иногда, когда тот поворачивал голову, и чуть насмешливый профиль под порыжелой, рваной фетровой шляпой. Идрисс ушел искать проход сквозь чащу, и они остались вдвоем под желтым отсветом бамбука.

- Ну, чего ты ждешь? Валяй.

Залитое потом лицо студента было почти тупым, ничего не выражало.

Ему пришлось сделать огромное усилие, чтобы проглотить ком в горле.

- Как вы узнали?

...Ночью в пустыне на песке зашевелилась белая фигура; Морель остановился над спящим юношей. В голубоватом полумраке лицо Юсефа было серьезным и даже печальным. Потом губы дрогнули, произнесли несколько слов; Морель долго стоял, не двигаясь, глядя на непокорную голову, которую даже во сне мучило обретение опоры, которой всегда жаждет человек.

- Ты говорил во сне по-французски...

- Что я сказал?

Морель отвел глаза. Посмотрел вдаль, его взгляд не так-то легко было поймать.

- Что-то насчет человеческого достоинства...

Он повернулся к юноше с той спокойной улыбкой, которая исходила больше от доброты глаз, чем от иронической складки губ.

- Так кто же ты на самом деле?

- Меня зовут Юсеф Ланото, и я три года проучился на юридическом факультете в Париже.

- А потом?

- Вайтари приставил меня к вам, чтобы я вас стерег.

- Это было очень любезно с его стороны.

- Нельзя, чтобы вы попали живым в руки властей. Вы бы и там утверждали, будто единственная цель ваших поступков - защита слонов...

- Но ведь это правда.

- После Сионвилля вас приговорили к смерти.

Вы злоупотребили нашей помощью, скрыли подлинные политические цели нашего движения... Раньше привести в исполнение приговор было невозможно из-за американского журналиста.

- Понятно.

- Я должен был вас убить, когда он уедет. Когда мы останемся одни...

- Ну что же, значит, теперь, - сказал Морель.

- Да, теперь... - Голос Юсефа был полон горечи... - Потом вас изобразят перед всем миром героем, отдавшим жизнь за независимость Африки.

Морель слегка наклонил голову. Его губы сжались еще плотнее, челюсти набрякли, лицо снова приняло упрямое выражение.

- Здорово, ничего не скажешь! Только вы дали маху. Со мной такие штучки не пройдут. Говоришь, национальные интересы? Знаем, слыхали, меня от них тошнит, навидался - у Гитлера, у Насера... Самые большие кладбища слонов - у них. Но если желаете выполнять работенку сами - не возражаю. Меня это устраивает. Только делайте. Будь то вы или мы, желтые или черные, синие, красные или белые, мне все равно. Я всегда буду с ними. Но при одном условии. Для меня ведь важно только одно... - В голосе его вдруг зазвучала злость. - Я хочу, чтобы уважали слонов.

- Знаю, - тихо сказал Юсеф.

Морель снова взглянул на дуло пулемета. Почти с надеждой: ему так хотелось немножко передохнуть, прежде чем идти дальше. Это была минутная усталость, ничего больше, и стыдиться не приходилось.

- Короче говоря, ты должен был меня пристрелить, - сказал он с оттенком сожаления. - Интересно, что же тебе помешало? Да, впрочем, не поздно... Пожалуй, момент лучше не придумаешь.

- Я не собираюсь этого делать.

- Да ну? Почему же?

Юсеф поглядел на него с любовью. Перед ним стоял человек, которого надо беречь, неотразимое доверие которого надо оправдать и беречь, как последний перл творения...

- Думаю, наши дороги пока не расходятся, - сказал он.