Кормильцев. Космос как воспоминание [Главы из сети, 13 из 32]

В этот же вечер, в обстановке повышенной секретности Кормильцев направил в Москву звукооператора Диму Тарика, который сутки трясся в общем вагоне, припрятав в трусах заповедные пять тысяч рублей. Приехав в столицу, он купил у дипломатов вожделенную портастудию, а на сдачу приобрел металлическую кассету фирмы Маxwell, на которую впоследствии и был записан наутилусовский суперхит «Гудбай, Америка».

По возвращении в Свердловск Дима Тарик немедленно был уволен с работы за прогулы, но это уже не имело значения. Лес рубят — щепки летят... Илья трясущимися руками распаковал картонную коробку и вручил этот фантастический агрегат музыкантам «Урфин Джюса» и «Наутилуса». Слава Бутусов позднее не без улыбки вспоминал: «У нас при виде этого чуда техники просто варежки открылись, до такой степени мы были потрясены этим космическим явлением… Эта машина вызывала такое уважение, что мы просто онемели от счастья».

В эйфории никто не обратил внимания, что портастудия Sony оказалась примитивным сооружением с четырехканальным пультом и ревербератором. Как показала жизнь, включать ревербератор категорически не рекомендовалось, поскольку по жуткому звучанию он напоминал не достижения цивилизации в области микросхем, а «синюшкин колодец» из сказов Бажова. Но с помощью этой аппаратуры можно было создавать реальные альбомы, причем сидя не в центре Токио, а в обыкновенной свердловской хрущевке.

В течение нескольких лет на нее были записаны не только «Невидимка» и демо-версия «Разлуки» группы «Наутилус Помпилиус», но и альбомы «ЧайФа», Насти Полевой и Егора Белкина. Всё это происходило словно в виртуальной реальности — без оглядки на худсоветы, Союз композиторов, «запретительные списки рок-групп» и лютую цензуру.

«Я всегда хотел перевести на профессиональный уровень записи альбомов моих друзей», — признавался мне на диктофон Кормильцев. На бестактный вопрос про судьбу драгоценностей Илья Валерьевич спокойно заметил, что выкупал из ломбарда тещино золото еще в течение многих лет. Так до конца, наверное, и не выкупил.

Но одно сказать можно точно. В тот далекий 1984 год Кормильцев впервые почувствовал, что границ у подвига нет. И что в жизни он сможет сделать многое. Над головой у Ильи пел хор нелегальных ангелов и незримо звучали фанфары. Так будущий издатель, переводчик и общественный деятель начал свой путь навстречу новым и неизвестным огням. Теперь главное было — успеть…

2. Семейные реликвии

Меня всегда интересовало, кем был Роберт Циммерман до того, как стал Бобом Диланом. В течение многих лет будущий лауреат Нобелевской премии активно шифровался и уходил от рассказов о своей юности. Даже собственную биографию он начинает с переезда в Нью-Йорк в двадцатилетнем возрасте. А что происходило до этого — по сути тайна, покрытая мраком.

С похожей историей я столкнулся, общаясь с Кормильцевым. «Я очень не люблю ту часть моих сверстников, которая в своих мыслях погружена в семидесятые, — признавался Илья Валерьевич. — У меня, например, об этом времени сохранились весьма неблагоприятные воспоминания».

Шумный и коммуникабельный, Кормильцев при подобных ретробеседах резко замыкался в себе. Я чувствовал, что антенны Ильи были направлены исключительно в будущее. Было непонятно: то ли он не любил оглядываться назад, то ли стеснялся истоков, то ли ему нравилось выглядеть эдакой загадочной фигурой. После его смерти я попытался эти вопросы разгадать.

Как известно, Илья Валерьевич Кормильцев родился в Свердловске 26 сентября 1959 года. Впоследствии ему очень нравилось подмагничивать к этой дате массу событий вселенского масштаба: начиная со дня рождения американо-английского поэта Томаса Элиота и заканчивая полетом Юрия Гагарина.

«Мы стартовали с Гагариным практически одновременно, каждый — в свой космос», — писал позднее Кормильцев в одном из стихотворений.

Вырос Илья в многонациональной семье: по линии матери он был на четверть поляк, а по линии отца — немец и русский. Его дальние родственники переехали из Сибири в уездный Екатеринбург еще в XIX веке. Они были настоящими прожженными купцами, которые любили крепко выпить и повоевать. В свое время принимали участие в Первой мировой войне, а до этого — в походе русской армии на Шипку.

Прапрадед его бабушки был из тех безбашенных германцев, которые по призыву императрицы Екатерины Великой приехали «поднимать» Россию. От своих немецких родственников Илья перенял педантизм и здоровый авантюризм, а от польской ветви по линии красавицы-мамы — трепетность и романтизм.

Но основную роль в судьбе будущего поэта сыграли не мать и отец, а дедушка по отцовской линии. В тридцатых годах доцент Виктор Александрович Кормильцев преподавал геодезию в горном институте. Деда ожидала стремительная научная карьера, но судьба забросила его в высшие эшелоны партийной элиты. Вначале товарища Кормильцева избрали первым секретарем Ленинского райкома КПСС, а затем — вторым секретарем горкома партии.