До Пробуждения люди тратили уйму времени на судебную медицину и криминалистику. Как умер тот или иной человек? Почему умер? Можно ли было его спасти? После появления зомби все изменилось. Лезть на место преступления слишком опасно из-за инфекции. А после санобработки (которая в наше время проводится на высочайшем уровне) искать уже просто нечего. В прошлом остались проверки ДНК и чудеса дедукции, благодаря которым можно вычислить убийцу по приставшей к одежде нитке. Мертвецы ожили и перестали делиться своими секретами с живыми.
Современные сыщики — будь то полиция или СМИ, — если можно так выразиться, «вернулись к истокам». Поскольку невозможно провести сотню тестов и анализов — их заменяет пытливый ум. Еще важнее знать, куда смотреть. Весь фокус в определенном способе мышления — нужно выучиться исключать невозможное; иногда то, что остается, действительно оказывается правдой, сколь бы невероятным оно ни казалось.
Мы живем в странном мире.
Четырнадцать
Рик подходил нам по многим параметрам. Он, например, взял с собой в путешествие личный транспорт. Я слышала про бронированные «Фольксвагены-жуки» (их частенько упоминают в отчетах о системах защиты против зомби, которые мама вечно разбрасывает по всему дому), но никогда раньше не видела. Автомобиль походил на причудливую помесь мокрицы и броненосца.
Переливающегося ярко-синим броненосца.
С фарами.
Казинс припарковался возле ворот ранчо и теперь стоял, прислонившись к машине, и что-то выстукивал на наладоннике. Заслышав мотор нашего грузовика, он поднял голову, сложил клавиатуру и убрал устройство в карман.
Шон выскочил из фургона прямо на ходу и пролаял, тыкая пальцем в Рика:
— Нельзя опускать глаза, когда ты на выезде! Нельзя отвлекаться, нельзя переключать внимание на оборудование! Особенно если ты оказался в одиночестве на точке сбора вне пределов защищенной территории!
Рик ошарашенно молчал.
Я остановила грузовик, захлопнула пассажирскую дверь и открыла свою собственную. Многие думают, брата трудно разозлить. Будто из нас двоих именно мне досталась вся раздражительность. Шон весь из себя такой веселый, готовый к приключениям, а я вечно с сердитым видом пялюсь через черные очки и замышляю погубить западную цивилизацию. Ничего подобного. Он умеет злиться гораздо сильнее меня. Просто свою злобу приберегает для действительно важных случаев. Например, таких вот, когда член команды ведет себя по-идиотски в непосредственной близости от недавней вспышки вируса.
До Рика дошло, что у него проблемы.
— Здесь чисто, — попытался он возразить, примирительно подняв руки. — Здесь провели полную санобработку. Я все проверил перед отъездом.
— Они получили стопроцентную гарантию по всем крупным млекопитающим, которые могут подвергнуться амплификации, известным жертвам, выжившим и потенциальным переносчикам инфекции? — гневно вопросил Шон.
Конечно, не получили. По стандартной системе Нгуена-Моррисона
— Нет, — признал Рик.
— Потому что это невозможно. И получается что? Ты стоишь совершенно голый посреди дороги, размахиваешь руками и орешь: «Братцы-дохлятики, идите сюда, съешьте меня».
Брат швырнул Рику рюкзак, развернулся на пятках и гордо прошествовал к воротам. Казинс ошеломленно уставился ему вслед. Ничего, пусть идет. Надо показать охране документы, вот пусть и займется, заодно остынет. Бюрократия действует успокаивающе.
— А он прав, знаешь ли. — Я, сощурившись, посмотрела на Рика сквозь стекла очков.
На улице свет был ужасно яркий, какая жалость, что на выездах нельзя употреблять обезболивающее. Таблетки притупляют реакции, так что это не самая удачная идея, если вы в полевых условиях.
— Зачем из машины вылез?
— Думал, тут безопасно.