Коричневые башмаки с набережной Вольтера

Изидор Гувье терпеть не мог букеты на картинах, и каждый взгляд на акварели прославленной Мадлен Лемер вызывал у него неодолимое желание чихнуть. При виде петухов, куриц и индюшек, увековеченных колбасником, ему сделалось совсем худо.

– Воистину, что навозом не воняет и на стенку повесить можно – уже искусство! Откуда у вас взялись эти нездоровые наклонности? Что за птицеферма у вас тут? – проворчал он, обращаясь к Морису Ломье. Тот в сдвинутой на затылок шляпе а-ля Ван Дейк, засунув руки в карманы черного бархатного пиджака с иголочки, поглядывал вокруг и вид при этом имел донельзя довольный.

– А по-моему, симпатичненькие птички, – проворковала Мирей Ломье, для близких друзей Мими, чьи пышные формы казались еще пышнее в роскошном наряде из сиреневой тафты.

– Можете смеяться, дорогой друг, это и правда редкостная мазня, но представьте себе, у нее есть поклонники, – усмехнулся Морис Ломье. – В нашем огромном городе из камня под небом, затянутым вредоносным дымом, парижане мучаются сплином и тоскуют по сельской местности. Виды птицефермы и цветущих лужочков в домашнем интерьере скрашивают их безрадостное заточение в четырех стенах. Кстати, на этих полотнах запечатлена уходящая жизнь: папаша Малезьё сначала курочку рисует, а потом в суп ее, в суп!

– Бедные цесарки! – покачал головой посетитель, похожий на английского прораба, с набрякшими веками и густыми усами. – Мир праху их, и аминь микробам, которых становится все меньше и меньше, с тех пор как в моду вошла гигиена. А Общество защиты животных и в ус не дует!

– Месье Альфонс Але[88]! Вот уж не чаял вас тут встретить! – воскликнул Изидор Гувье.

– И это продается? – недоверчиво спросил писатель Мориса Ломье, с которым его познакомила некогда Жанна Авриль[89].

– Будет продаваться как горячие пирожки! Благодаря папаше Малезьё мы с Мими скоро сможем перебраться из конюшни в местечко поприличнее.

– А я работаю только ради того, чтобы было на что погулять. – Альфонс Але повернулся пожать руку подошедшему Шарлю Леандру[90] – дородному мужчине с близорукими глазками за стеклами круглых очков. – Дамочка курит как сапожник, – шепнул он ближайшему окружению, указывая на супругу ресторатора. – А у ее муженька Фортена я бы охотно позаимствовал костюмчик для карнавала.

– Одежды наших друзей – наши одежды, – хмыкнул человек с кошачьей мордочкой.

– Абель Эрман![91] Вот так сюрприз! – обрадовался Шарль Леандр. – А у Мориса, однако, широкий круг общения!

– И я также имею честь быть вхожим в этот круг, – заявил Виктор Легри, пробившись к ним под руку с женой.

– Ты, как всегда, прекрасна и стройна, несмотря на материнство, – шепнул на ухо Таша Морис Ломье, игнорируя грозные взгляды Мими.

Таша облачилась ради этого выхода в свет в элегантное платье из коричневого сукна с широким поясом и открытым корсажем, но не утерпела и надела любимую кокетливую шляпку с маргаритками, которая едва удерживалась на буйных рыжих локонах. Не обращая внимания на восхищенные лица мужчин, художница тотчас направилась к картинам Мадлен Лемер. «Как удивительно тонко и нежно передано здесь увядание розы, – подумала она. – Определенно у меня нет ни искорки таланта. Тогда зачем рисовать? Портреты, которые я пишу, невыразительны, от меня ускользает главное… И собственного салона, как у Мадлен Лемер, у меня нет!»

Виктор немедленно сбежал на улицу покурить только ради того, чтобы вырваться из этого курятника. За ним последовал Изидор Гувье. Они тепло обменялись рукопожатием – было ясно, что оба тут оказались по одной и той же причине.

– Ну и как вам эта мазня? – осведомился Виктор.

– К черту эту мазню, даже думать о ней не хочу! – отмахнулся Изидор. – Расскажите лучше, как у вас дела, уважаемый сыщик-любитель.

– Должен признаться, я опять затеял расследование. Кстати, вы могли бы мне помочь…

– О, я уже не пишу о преступлениях, разве что о тех, что совершаются против искусства, – вздохнул репортер, оглаживая бороду.

– А если я попрошу о личной услуге? Вы же не откажете старинному приятелю? – Виктор с мольбой протянул к репортеру руки. Выглядел он в этот момент как школяр, клянчащий у однокашника ластик в память о былых совместных проказах.

Изидор Гувье не выдержал и расхохотался.

– Так и быть. Я страшно любопытен от природы. Выкладывайте, что от меня требуется.

– Ничего невозможного. Недавно все газеты писали об убийстве одного книготорговца. Труп был привязан к стулу. Я бы хотел узнать, какого цвета была бечевка – в заметках это не уточнялось.

Озадаченный репортер собрался было почесать затылок, приподнял котелок, но порыв ледяного ветра заставил его тотчас нахлобучить головной убор поглубже.

– Неужто вас интересует такой пустяк? – разочарованно спросил он. – Всего лишь цвет какой-то бечевки?!

– Это очень важная деталь, – заверил Виктор. – С ее помощью я надеюсь установить связь между несколькими преступлениями. Помогая мне, вы, возможно, предотвратите новые убийства.

– И как зовут того книготорговца?

– Запамятовал. Но «Пасс-парту» писала о его убийстве две недели назад.