Кордон

— Ваши матросы изувечили этого человека только за то, что он осмелился при них зайти в свой трактир, — пояснил Завойко. — Надеюсь, господин капитан, вы понимаете, что так вести себя не в своей стране не позволительно… Когда к нам прибывают иностранцы с добрыми намерениями, мы широко открываем ворота, встречаем с хлебом и солью — милости просим, дорогие гости! Но запомните сами и передайте другим. — Лицо губернатора посуровело. — Когда нас затронут, спуску не дадим. Измываться над своими людьми мы никогда и никому не позволим. Кто этого не поймет, пусть не взыщет. Таков у нас, русских, характер…

Капитан китобоя с недовольством, но подписал бумагу, где обязывался впредь не допускать беспорядков в русском порту, после чего ему разрешили забрать своих бузотеров с гауптвахты.

Поздно вечером, направляясь домой, Завойко ненадолго зашел в портовую канцелярию. Ее управляющий, грузный полнолицый мужчина лет сорока пяти, при лампе-молнии собирал со стола бумаги, намереваясь покинуть учреждение. Губернатор взял первопопавшуюся на глаза папку. Полистав спросил, что означает один документ, второй, третий… Управляющий канцелярии разволновался. Василий Степанович, услышав довольно-таки сбивчивые ответы, сказал:

— В вашем заведовании нет никакой четкости. Сплошная запутанность, бессистемность. Тут черт мозги свихнет и не разберется, что к чему. С хаосом и неразберихой в документах будем считать, что с сего дня покончили.

Губернатор, не услышав подтверждения, метнул на не-

уклюже стоявшего перед ним чиновника строгий взгляд:

— Я, может, не ясно выразился?

— Ясно-с.

— С завтрашнего дня, — продолжил Завойко, — начнем по прожекту расчищать территорию порта и сооружать укрепительные объекты. Вот мои наброски, постарайтесь в них разобраться. Заведите новые учетные документы. Отныне портовая канцелярия будет считаться губернской. С вас я требую, чтобы она была зеркалом нашей деятельности.

Василий Степанович поднял на чиновника глаза, и тот торопливо сказал:

— Слушаюсь.

— А вам посилен этот труд? — неожиданно спросил Завойко, желая знать дорожит ли человек своим местом.

— Двадцать лет-с занимаюсь канцелярскими делами…

Василий Степанович удовлетворенно кивнул:

— Достаточно давно. Но я не видел бумагу, в коей сказано, что Камчатка стала губернией.

— Простите, — с извиняющей улыбкой проговорил управляющий, — но вы мне об этом не говорили-с.

Завойко нахмурился.

— Вы сами обязаны знать. И что, совсем не думали об этой бумаге?

— Нет-с, — тихо выдавил чиновник. — Как я осмелюсь без вас излагать ваши мысли?

— У вас в данном положении должны мысли совпадать с моими. Иначе как же нам вместе служить?

— Слушаюсь.

— Завтра я выберу время посмотреть эту бумагу и подписать.

— Как угодно-с.

Завойко вышел. Чиновник, услышав стук захлопнувшейся двери и убедившись, что губернатора в помещении нет, полушепотом бросил:

— Деспот! — Он тут же сделал из пальцев кукиши и выбросил руки со словами — Вот тебе, узурпатор, — фигу! — На больший протест управляющий канцелярией Ап-полон Давыдович Лохвицкий способен не был.

Отведя таким образом душу, чиновник сел за письменный стол и, глубоко вздохнув, обмакнул гусиное перо в чернильницу, на чистом листке бумаги красивой вязью вывел: «Извещение».

Василий Степанович, вернувшись домой, по давно

заведенной привычке сделал в записной книжке пометки: обозначил, что выполнено за день, набросал прожект работы на завтра. На отдельном листочке написал: «В канцелярии возможно мошенничество. Контроль». Завойко любил во всем точность и порядок.

ВУЛКАНЫ

По-братски, плечо в плечо, величаво стоят в тридцати верстах от Петропавловска убеленные сединами снега каменные исполины — Корякский и Авачинский вулканы. Оба действующие. Мирно, словно ведя непринужденную беседу, «покуривают» древние старики.

Завойко поинтересовался, когда возникло и что означает слова «авача». Старик-камчадал поведал губернатору то, что слышал от своего деда.

Это было давным давно. В день праздника Кита на полуострове появились белые люди. Они привезли много подарков взрослым и детям. Шаман, приняв от гостей в дар красный мешочек с сухой мелко рубленной волшебной травой, взял ее на язык, потом понюхал. Морщинистое лицо шамана исказилось, на глазах появились слезы умиления. Он зажмурился, открыл рот и, хватая им воздух, громко издал звуки: «Авач-х!» Повторил их старик несколько раз. Соплеменники шамана, который умеет разговаривать с верхними людьми, поняли, что так надо называть прибывших с материка гостей. А поскольку ими оказались россияне, слово «авача» (измененное «авачх») стало означать «русские». И понесли его местные жители от яяны {Яяна — жилище коряков} к яяне, от селения к селению. Этим словом на полуострове в честь дорогих гостей назвали губу, вулкан, реку.

«Версия, конечно, — подумал Завойко, выслушав камчадала, — Сколько в ней правды, сколько выдумки, старик не знает и сам».