Корабль-призрак

— Ваше преподобие! У меня нет времени ни плакать, ни скорбеть, ни жаловаться на судьбу. Мне нужно многое успеть и, пожалуй, еще больше обдумать. Я любил мать, и вам это, наверное, известно.

— Но при чем тут ключ, Филипп?

— Патер, я ищу ключ от комнаты, которую долгое время никто не отпирал и которую я должен открыть, и открою, даже если…

— Что за «даже если», сын мой?

— Я чуть было не сказал непристойность. Простите меня, преподобный отец. Я хочу сказать, что должен осмотреть ту комнату.

— То, что эта комната заперта давно, мне известно. Я знаю также, что твоя мать никогда не объясняла почему, хотя я неоднократно спрашивал ее об этом. Но каждый раз я получал уклончивые ответы. Когда же по долгу своему я попытался расспросить ее хорошенько, то сразу понял, что она страдает расстройством рассудка, и поэтому перестал беспокоить ее. Груз какой-то тайны тяготил ее, сын мой, однако она никогда не пыталась исповедаться. Скажи мне, мать рассказывала тебе что-нибудь перед смертью?

— Да, святой отец.

— Не послужит ли тебе утешением, сын мой, если ты доверишься мне? Может быть, я смогу дать совет или оказать помощь.

— Патер, я хотел бы довериться вам, поскольку не ради праздного любопытства вы предлагаете помощь мне. Однако то, что я узнал, пока не доказано. Я не уверен, была ли мать в здравом уме. Если то, что она сказала, правда, я охотно разделю с вами это бремя, хотя даже половина его будет слишком тяжела для вас. Но, по крайней мере сейчас, я не могу говорить с вами. Я должен отыскать ключ и один проникнуть в ту комнату.

— А тебе не страшно?

— Ваше преподобие, я не боюсь ничего на свете! И мне предстоит выполнить свой долг, жуткий долг, если можно так выразиться. Но не расспрашивайте меня ни о чем, поскольку расспросы ранят мое сердце, и я боюсь потерять разум, как моя мать.

— Я оставлю тебя в покое, Филипп. Возможно, еще не пришло время помочь тебе. Прощай, сын мой! Но я прошу тебя повременить со своим делом: сейчас я пришлю сюда соседей, которые отдадут покойной последний долг.

Тут священник пристально посмотрел на юношу и понял, что мысли его блуждают где-то далеко. Покачав головой, он ушел, а Филипп остался наедине со своими раздумьями.

— Он прав, — пробормотал Филипп. — Несколько часов тут ничего не изменят. Пожалуй, надо прилечь, а то меня уже шатает от усталости.

Он лег не раздеваясь на кровать в соседней спальне и уже через несколько минут забылся крепким сном. Пока он спал, пришли соседки и подготовили все необходимое для похорон вдовы Вандердекен. Ее сына они не будили.

Днем среди пришедших проститься с вдовой был и минхер Путс. Хотя теперь он лишился пациента, но, придя сюда, надеялся заработать еще один золотой гульден. Сначала Путс поднялся в спальню, где лежала покойница, а оттуда попал в комнату, где спал Филипп. Он потряс его за плечи.

Филипп проснулся и увидел перед собой доктора.

— Ну, минхер Вандердекен, — начал бездушный человечек, — вот все и кончено. Я знал, что так будет, и хочу напомнить, что вы обещали заплатить мне один золотой гульден. Однако вместе с лекарством счет составляет три с половиной золотых гульдена. Разумеется, если вы вернете флакончик.

Филипп с недоумением смотрел на него, постепенно собираясь с мыслями.

— Вы получите четыре с половиной золотых гульдена, доктор. И флакончик в придачу! — отвечал он, поднимаясь с кровати.

— Да, да, я знаю, вы обязательно заплатите, то есть когда сможете, минхер Филипп. Но видите ли, это может затянуться до тех пор, пока вы не продадите дом. Может быть, не сразу найдется и покупатель. Я никогда не стремлюсь причинять неудобств людям, у которых нет денег, а поэтому послушайте, что я предложу вам. На шее вашей матери есть одна вещица. Она стоит немного. Да, совсем немного, поскольку имеет цену только для истинного католика. Стремясь помочь в вашем стесненном положении, я хочу лишь заполучить эту вещицу, и тогда вы ничего не будете мне должны.

Филипп тут же сообразил, о чем доктор ведет речь: он говорил о капсуле, которая была на шее матери, о реликвии, над которой отец дал свою роковую клятву. Его охватила ярость — даже за миллион золотых гульденов он не расстанется с ней!

— Немедленно покиньте этот дом! — закричал Филипп. — Удалитесь! Вам заплатят!

Однако Путс уже догадался, что капсула сделана из чистого золота и стоит значительно больше того, что был должен ему Филипп. Доктор не сомневался, что, перепродав ее, прилично заработает. Завороженный блеском золота, он успел снять украшение с шеи покойницы и спрятал в нагрудном кармане.

— Мое предложение не так уж плохо, минхер Филипп. Соблаговолите его принять. Кому нужен этот хлам?

— Я сказал, нет! — еще пуще рассердился Филипп.

— Ну, хорошо. Тогда оставьте мне эту вещицу в залог, покуда не заплатите, минхер Вандердекен. Это более чем дешево. Я не желаю терять свои деньги. Как только вы принесете четыре с половиной золотых гульдена и флакончик, я верну вам капсулу.

Терпение молодого человека лопнуло. Он схватил Путса за шиворот и вытолкал за дверь со словами:

— Убирайся, или…