Корабль идет дальше

В большой побеленной мелом кухне стояли четыре железные застланные чистым бельем кровати, табуретки, стол. Мы поблагодарили коменданта и заняли кухню. С этого момента она стала нашей гостиницей, клубом, столовой, читальней и моим рабочим кабинетом, где должно было создаваться «Настоящее море».

На следующий день мы отправились на завод, познакомились со своими судами и речными командами. Служба была налажена. Нам оставалось только включиться в судовую жизнь и принять ответственность за теплоходы.

Жили мы в Херсоне бедно. Нам не платили зарплату, а переводили какие-то жалкие авансы. Мы возмущались, звонили несколько раз в Москву, но получали всегда один и тот же ответ: надо немного подождать, кончится слияние министерств, вот тогда… Но проходили недели, а мы, несмотря на наши высокие должности, брали в столовой что подешевле, утром пили чай с липкими подушечками, с черным хлебом и совершенно отказались от всяких культурных развлечений: кино и театр были нам не по карману.

Вечером в «адмиральском камбузе», как шутливо называли нашу кухню речники, открывался игорный клуб. Играли трое: Савва Дальк, Полковник и Петр Николаевич, маленький, кривоногий, очень азартный и жадный старичок, речной капитан. Играли в «501». Причем играли только на… сыр. Уж очень хотелось выпить чайку и съесть бутерброд с сыром. Надо было во что бы то ни стало выиграть. Ведь заплатить проигрыш значило урезать на следующий день наш мизерный рацион. Петру же Николаевичу купить двести граммов сыру не составляло никакого труда. Он регулярно получал зарплату от своего пароходства. Обычно проигрывал Петр Николаевич. Он быстро приходил в азарт, начинал зарываться, ставил «втемную». Савва и Полковник играли так осторожно, что на них было противно смотреть. Но они не могли рисковать благополучием коллектива. Вообще, это была игра на нервах. А что будет, если фортуна повернется лицом к Петру Николаевичу и он выиграет несколько раз подряд? Только когда Полковник бросал колоду и своим скрипучим голосом объявлял: «Все. Ваших нет. Быстро идите за сыром, а то закроется магазин», — мы с Васильевым, не принимавшие участия в игре, успокаивались: на сегодня пронесло!

— Я не пойду за сыром. Отдам завтра. Поздно уже, — канючил Петр Николаевич, но Полковник был неумолим.

— Идите немедленно. Чай будем пить. Идите, идите.

Петр Николаевич возвращался, начиналось чаепитие. И хотя сыр был самым дешевым, каким он казался вкусным! Зато когда проигрывали мы, Петр Николаевич становился жестоким. Он требовал сыр, даже если знал, что мы купим его на последние копейки и завтра не будем обедать!

Я не принимал участия в этой игре. Я писал книгу. Устроившись на противоположном конце стола, отключался от всего и переносился в мир своих героев.

…Гошка Микешин познакомился с Женей, поссорился с Ромкой. Гошку исключили из Мореходки, и мне надо было направлять парня на путь истины, но он еще петушился, доказывал, что он во всем прав, и мои советы принимал плохо. Тогда я все-таки выгнал его из техникума и отправил плавать матросом, считая, что такое плавание принесет ему несомненную пользу. И верно. Боцман был им доволен, особенно после того, как они вместе закрепили в шторм бочки на палубе. Но мне этого было мало. Гошка должен был сделать еще что-то…

После чаепития Петр Николаевич уходил домой. Он жил в городе, на частной квартире. В «адмиральском камбузе» все укладывались на койки и требовали, чтобы я читал написанное. Я делал это с удовольствием, зная, что мои слушатели горячо принимают к сердцу все, что случалось с героями «Настоящего моря».

— Что-то у вас Микешин совсем от рук отбился. Связался с какими-то пижонами, ученье забросил, — сердито говорил Дальк. — А ведь, кажется, неплохой парень. Не чувствуется влияния комсомольской организации. В наше время мы бы ему сразу мозги вправили. Вы бы отправили его куда-нибудь на траулер рыбку половить, туда, где работа потяжелее, быстро прояснилось бы в голове… А то совсем…

— Таких, как Сахотин, убивать надо в утробе матери. Сволота какая! И еще других разлагает, — шипел со своей койки Полковник. — Они вообще не достойны, чтобы их описывать. Я бы их давил как мух. Потом я тебе должен сказать, ты это с Женей неправильно… Мало написал. Ведь она влияла на Гошку, А почему? Нам это непонятно…

Эти обсуждения тянулись допоздна, до тех пор, пока кто-нибудь из нас не требовал прекратить и перенести продолжение на завтра. Гасили свет, камбуз погружался в сон.

Так проходили месяцы. Зима для Херсона выдалась снежная, ветреная и холодная. Но мы в своей кухне не не тужили. Топлива хватало. Мы исправно несли службу, следили за своими судами, дежурили по «адмиральскому камбузу». Повесть подвигалась хорошо. Все свободное время я отдавал ей.

Наконец контора перевела нам сразу всю задолженность. Мы разбогатели. Теперь мы обедали в ресторане, отъедались за все месяцы вынужденного поста. Порядком поднадоевшее «501» прекратилось. На завтрак мы варили яйца, а к ужину подавались сыр и колбаса в неограниченном количестве.